РОДИНА НЕ ЗЕМЛЯ (ГОСТЬ ИЗВНЕ)

 

Книга 1.

 

Часть I.

 

"Я космонавт, прилетевший с 61 звезды Лебедя или, как ее называют на

моей родине - Линекья. Моя родина - вторая от звезды планета. Ее имя,

может быть непривычное для землян, звучит для меня чудной мелодией -

Сьаройя. Я неземное существо, но никто не знает моей тайны. Я решил

записать свою историю, так как думаю, что скоро вернусь на родину.

Сейчас я иду к космодрому. Сегодня полетов нет, но я знаю, что все

свободные астролетчики собрались там. Мы любим поговорить, рассказать

друг другу разные истории, были и небылицы.

 

*

 

Как же я попал на Землю? Я прилетел сюда четыреста восемьдесят

миллионов лет назад, в эру, которую сейчас называют Палеозойской.

Теперь наверное понятно, почему я решил не говорить о себе. Все сочли

бы меня за сумасшедшего и никто не поверил бы мне. А ведь это

действительно так. Наш космический корабль медленно снижался в

атмосфере неизвестной планеты. На Сьаройе ее называли Землей, что

значит "Далекая". Да, да, именно на моей родине этой голубой планете

дали имя Земля, которое она носит до сих пор. Но я забегаю вперед.

Итак, корабль, где летели мы, то есть я и мои товарищи, земляки, как

говорят здесь, снижался в атмосфере. Кончился последний слой облаков

и нашему взору открылись обширные заросли каких-то гигантских

растений. Во многих местах в этих зарослях были пробиты просеки,

заполненные поваленными стволами и какой-то серовато-бурой породой,

длинными языками вдающейся в чащу зелени. Вдали виднелись горы. На

Сьаройе горы - редкость, здесь же мы могли любоваться вершинами,

острыми пиками, которые вздымались к облакам. Теперь обо всем этом

можно услышать и увидеть, взяв в фильмотеке микрофильм "Учебная

география". Но все это, конечно, не то. Надо было самому видеть, как

сгибаются под ветром эти растения. И вдруг... Корабль сильно

тряхнуло. В иллюминаторах запылало пламя. Обломки породы летели

вверх, ударялись по обшивке корабля. В атмосфере нельзя было

пользоваться полем "Оз" (земляне даже при таком темпе развития, какой

кипит сейчас, в XXI веке, могут изобрести такое поле только через

несколько веков, настолько мы ушли от них в развитии. Лишь один я

являюсь посредником двух цивилизаций, один я могу передать наши

знания землянам). Но я ухожу в сторону. Несколько чувствительных

ударов промяли в двух или трех местах обшивку корабля. Включилась

экраны наружного обзора. Корабль падал прямо в жерло гигантского

вулкана, изрыгающего огонь и камни. Слишком поздно было что-то

предпринимать. Автоматы не могли управиться с кораблем. Внезапно

раздался страшный скрежет, лопнула стена каюты и я увидел перед собой

каменную стену, выросшую внутри корабля. Острая скала пробила снизу

корпус корабля, разломив его на две части. Задняя часть с запасами

горючего и продовольствия упала вниз, в кратер. Оттуда с новой силой

посыпались камни и другая половина корабля, еле державшаяся на скале,

перевернулась и покатилась вниз. От толчка я вылетел из корабля,

вернее из его половины, и стал падать вниз. Тщетно я пытался раскрыть

крылья за спиной. Рычажок вероятно от взрыва заклинило и он не

двигался. На всех нас были противоударные скафандры и все же удар был

так силен, что смял скафандр. Последнее, что я увидел, это была часть

корабля, тонущего в лаве. Фигур моих товарищей нигде не было видно.

Лишь один раз мне показалось, что я заметил серебристый скафандр,

заливаемый лавой... Потом наступила темнота...

 

*

 

Я очнулся от свежего воздуха, сменившего горячий, заполнявший мою

грудь. Открыв глаза, я увидел над собой небо, покрытое облаками. И

тут я осознал всю бедственность своего положения. Я был один на чужой

планете, без запасов пищи, без товарищей, за многие миллионы

километров от родины. Какая-то безразличная апатия овладела мной. И

тут я заметил, что дышу воздухом... атмосферы. Ветер прогнал горячее

дыхание вулкана и воздух Земли пробудил меня ото сна, близкого к

смерти.

 

Баллоны были поняты и пробиты. Я отвинтил их и выбросил в ущелье.

Скафандр, изодранный на ногах и спине, я все-таки оставил на себе.

Ведь это было все, что осталось у меня в воспоминание о родине.

Ушибленные места болели довольно чувствительно, но я встал и подергал

рычажок. После нескольких движений он туго, но все же пополз вверх.

Крылья за спиной расправились. Я поднялся и полетел над горами. Я

надеялся найти товарищей, а может быть их тела... Аппарат, оживляющий

умерших, остался в задней части корабля, которая лежит где-то в жерле

вулкана, так как гипержароупорный материал, из которого был сделан

корабль, не мог расплавиться от такой сравнительно низкой

температуры.

 

*

 

Так я летал несколько часов по земным измерениям, к которым теперь, в

XXI веке, я уже привык и наконец нашел то, что искал. На краю ущелья

лежала половина корабля. Она была намертво схвачена застывшей лавой,

стекшей на дно ущелья. Я подлетел к остаткам корабля и через пробоину

в корпусе проник внутрь. Плафоны из небьющегося материала по-прежнему

заливали мягким светом каюты. Я прошел в Главную Автоматическую рубку

управления. Когда корабль разломился, автоматы по сигналу тревоги

перестали работать. Я ходил среди мертвых механизмов, которых некому

было вернуть к жизни.

 

Закрыв за собой дверь, я пошел дальше по коридору. В конце коридора

горела таблица, возвещающая, что за стеной находится склад техники. У

меня не было прибора, по команде которого дверь открылась бы и я не

знал, что мне делать. Тут я вспомнил, что в каюте висит "гон-сальэс",

страшное оружие, которое не переводится на земные языки, потому что

на Земле нет подобного оружия. С виду "гон-сальэс" представляет собой

небольшой темный предмет с двумя отверстиями и рядом кнопок. Я взял

его, подошел к двери и нажал одну из кнопок. Внешне ничего не

изменилось, но я знал, что прибор работает. Это можно было заметить

по его легкому гудению и вибрированию. Из отверстия вырвался

невидимый луч и разрушал структуру материала, из которого была

сделана дверь. "Гон-сальэс" мог разрушить практически все и потому

его открытие долго держали в тайне, опасаясь, что люди могут

применить его в военных целях. Ведь на Сьаройе, как и на Земле,

существовали враждующие государства. Мир все время грозил обернуться

войной. И все-таки мир восторжествовал. Сьаройя превратилась в единое

государство, не имеющее границ. Надеюсь, что и люди Земли сделают так

же и не дадут развязаться войне. Но я опять ухожу в сторону.

 

Дверь медленно осела, упала и тут же превратилась в пыль. Все это

произошло в течение нескольких секунд. Я сделал шаг в склад. Каково

же было мое разочарование, когда я увидел, что большей части склада

нет и передо мной зияет пропасть, на краю которой лежал корабль.

Все-таки кое-что осталось. Я ходил среди автоматики и выбрал немало

нужных для себя вещей. Еще раньше, когда я летел над горами, у меня

мелькнула мысль, что я похож на робинзона, попавшего на необитаемый

остров. Уже позже, в XXI веке, знакомясь с земной литературой, я

прочитал книгу какого-то древнего писателя "Робинзон Крузо" и понял,

что положение Робинзона описанного в книге, было во много раз лучше.

Рядом с ним была обитаемая земля, он имел лодку и видел пусть диких,

но все же людей. Я же был на огромном расстоянии от первой обитаемой

планеты, моя "лодка" - космический корабль - был разбит и людей, то

есть одного человека, я мог увидеть, лишь посмотрев в зеркало из

гетсолана, вмонтированное в мой скафандр.

 

*

 

Как же я преодолел многие миллионы лет и дожил до дней XXI века, или

II века по новому исчислению? Аппарат замедления жизни, что-то вроде

земного анабиоза, позволял человеку преодолеть миллионы лет, потратив

"на дорогу" всего немногим более двух земных лет. "Армос", как

называют его на моей родине, был изобретен перед нашим отлетом, но

почему-то никому не хотелось воспользоваться им. Это и понятно.

Очутиться одному в совершенно чужом мире и быть похожим на дикаря,

который попал в век техники и межзвездных перелетов - такая

перспектива нравилась лишь конструкторам. "Армос" включили в

оборудование нашего корабля. И вот, бродя по складу, я обнаружил этот

аппарат. Можно ли представить, какие чувства овладели мной? Радость,

что я увижу людей (а я был уверен, что люди на этой планете будут),

сомнение, надежен ли аппарат (ведь он еще не был испытан на

человеке), грусть, потому что я знал, что больше никогда не увижу

своих товарищей, Эниэю. При воспоминании о ней я чуть было не решил

остаться здесь, храня где-то в глубине сердца слабую надежду на

возвращение. Может быть, думал я, со Сьаройи прилетит еще один

корабль и найдет меня? Я понимал, что этого не может быть, ведь

корабль будет лететь несколько сотен лет по земному времени, и

все-таки чуть не остался.

 

Нельзя себе представить, с каким тяжелым сердцем я принял решение,

навек отделяющее меня от моих современников.

 

*

 

Утром, когда свежий ветер принес прохладу, я встал и, взяв

"гон-сальэс", полетел к ущелью. В его стенах было множество трещин. Я

снизился над одной из них. Черный коридор уходил куда-то во мрак. Это

было то, что мне нужно. Я пролез в трещину и огляделся. Мощный луч

прожектора, вмонтированного в скафандр, осветил все вокруг. Я стоял в

довольно большом зале, сделанном природой. Включив "гон-сальэс", я

направил его невидимый луч на стену. Порода опадала и превращалась в

пыль. Углубление было готово. Я вернулся к кораблю и взял с собой

"Армос" и еще несколько автоматов, которые, как я полагал, пригодятся

мне в цивилизованном мире, в котором я окажусь, перенесясь через

тысячелетия. Все было готово. В последний раз я слетал к кораблю,

побродил по каютам, отсекам, где все напоминало мне о Сьаройе, о

товарищах... Я оттягивал момент, когда померкнет сознание и я уйду в

небытие. Но всему бывает конец. Все люди смертны. А я хочу

перехитрить смерть и, черт возьми (это выражение я услышал в начале

XXI века), сделаю это!

 

Поворот рычага и надо мной закрылся купол. Как в древней сказке о

мертвеце, встающем из гроба, я встану через тысячелетия. Одно

движение руки... Я услышал взрыв. Сработал механизм. Теперь я

погребен под толщей породы, замурован в стене. Все. Я один в гробу в

полной тишине, разрывающей голову. Может быть, не надо? Торопливо я

нажал кнопку... Сотни огненных шаров поплыли перед глазами, зазвенела

далекая музыка, мощные завершающие аккорды волнами набегали на

песчаный берег... Я узнал Сьаройю. Хрупкая фигурка под деревом -

Эниэя. Я крикнул ей. Она обернулась... Яркие немигающие звезды горели

в черном пространстве. Лучи их пронизывали тело, проникали в

сердце... Полет в никуда, во мрак. Тьма сгущалась, обволакивала

сознание, заполняла тело. Тело - пустая оболочка, заполненная мраком.

Конец...

 

*

 

...Резкий пронзительный звук ворвался в сознание, пробуждая тело.

Каждая клетка мозга оживала, кровь опять потекла по телу. Свет резал

глаза. Кто я? Где? Что со мной? Почему так тихо?

 

И вдруг вспомнилось все. Бурная радость жизни захватила меня

настолько, что я попытался вскочить на ноги и почувствовал удар по

голове. Шлем смягчил его. Я поднял голову и увидел потолок. Я лежал в

узком цилиндре "Армоса".

 

Меня разбудил сигнальный звонок, невидимыми лучами воздействовавший

на клетки мозга и разбудив их. Я приподнялся на локте и осмотрел

приборы. Все работало нормально. В ровном гудении "Армоса" не было ни

одной тревожной нотки. И тут я подумал... А вдруг я все в том же

ущелье, что прошло всего несколько минут с момента усыпления? Может

быть "Армос" не сработал? Что-то уж не верилось, что прошло столько

времени. У меня был лишь один ориентир, по которому я мог узнать,

минутное ли это забытье или же это произошло по-настоящему. Счетчик

времени. Он был вмонтирован в изголовье цилиндра и достаточно было

повернуть голову, чтобы узнать, в каком времени я нахожусь.

Единственный поворот головы или возвращал меня к моим современникам

(к сожалению, возвращал во времени, а не в расстоянии) или же

навсегда отдалял меня от них. Медленно я повернул голову. Почему-то

счетчик расплылся и стрелка указателя не была видна. Я отвинтил шлем

и смахнул непрошеную слезу. Опять взглянул на счетчик...

 

Четыреста семьдесят четыре миллиона лет я пролежал в "гробу" с

остановившимся сердцем, а время обтекало меня, изменяя все вокруг.

 

Я был оглушен, раздавлен. Почти пятьсот миллионов лет пронеслось надо

мной!.. Я понял, что перехитрил время, что перенесся через

тысячелетия, что больше никогда не увижу корабль и товарищей, Сьаройю

какой она была в мое время, и Эниэю. Грусть волной нахлынула на меня,

сдавила грудь. Я один, один из всех людей Сьаройи, кто остался жив, и

я один неземлянин в этом чужом мире, который, когда я выйду из

"Армоса", увижу в первый раз, так как неумолимое время стерло с лица

планеты все горы и вулканы, ущелья и равнины, и тот вулкан, в котором

лежала частица Сьаройи - космический корабль, на котором я и мои

товарищи, которых тоже взяло неумолимое время, прилетели сюда, на

Землю, и где все нашли свою гибель, и лишь я был тем, на кого не

подействовало время.

 

Я повернулся и взял "гон-сальэс". Нажатие кнопки и дверь отворилась.

Цилиндр из сверхпрочного материала, открытого незадолго до нашего

отлета, выдержал гигантское давление породы. Он стал как бы ее

частью. За дверью сразу же начиналась порода. Я был замурован глубоко

под ней. Я представил себе эту огромную толщу и, признаюсь,

содрогнулся от ужаса, что никогда не выберусь отсюда. Но надо было

действовать. Желание выбраться отсюда так овладело мной, что я без

промедления включил "гон-сальэс". Все оставалось по-прежнему. Но нет.

Покачнулась стена и тут же рассыпалась в пыль. Сверху сразу же

обрушился новый слой породы, который свел на нет все действие

"гон-сальэса". Порода поползла в цилиндр. Я быстро отскочил и

захлопнул дверь. Что же делать? Надо направить луч "гон-сальэса"

вертикалъно вверх, пробить коридор через толщу породы, а потом

подняться вверх. Крылья были со мной. Они лежали в соседнем отсеке. И

все-таки в этом решении было одно "но". Пыли от разрушенной породы

будет столько много, что она забьет весь коридор и крылья не

пробьются сквозь нее. Я почти потерял надежду выбраться из толщи

пластов, но вспомнил, что за стенкой лежит вычислительный автомат,

который примет правильное решение.

 

*

 

Ответ был таков: взорвать нижний слой породы, а обломки и крупные

куски превратить "гон-сальэсом" в пыль. Затем пробить наклонный

коридор вверх. Пыль по наклону будет падать в огромную яму. Лишь так

можно было выбраться наверх. Автомат дал еще и такой вариант:

взорвать всю толщу пластов, которые находились надо мной и подняться

вверх на крыльях. Но это было, конечно, невозможно. Я нигде бы не

достал столько взрывчатого вещества.

 

Решение было принято и я начал титаническую работу, которая должна

была завершиться, по моим подсчетам, дней через десять.

 

*

 

Сон медленно уходил. И сразу же на смену ему пришли мысли о

наступающем дне. Дне условном - под землей всегда царит вечная

темнота, которую прорезает лишь свет из раскрытой двери цилиндра. Она

открыта все время. Здесь ведь нету ничего, чего можно бояться.

 

Я встал, поправил крылья и шагнул с порога в темноту. В свете луча я

увидев яму, сделанную взрывом. Она была заполнена пылью почти

наполовину. Как опрокинутая чаша нависла над ней порода. И все же,

если бы не самовырастающие конструкции, я не выбрался бы отсюда. Я

забыл сказать, что автомат дал ответ, гарантирующий лишь

30-процентную возможность того, что решение будет безукоризненным.

Остальные 70 процентов не исключали того, что порода может

обвалиться. Для точного ответа я должен был сообщить автомату

сведения о том, с какой силой пласты давят на цилиндр. А узнать этого

я не мог. Но окрыленный надеждой о том, что можно выбраться отсюда, я

совершенно забыл об этом, но взорвав породу я обнаружил, что она

угрюмо и мрачно нависает над ямой, каждую минуту грозя рухнуть. В

отчаянии я бросился в отсек, где лежали автоматы, в надежде, что

найду там что-нибудь, что сможет поддержать многометровую толщу. И

провидение спять сжалилось надо мной (я говорю словами землян, у нас

таких понятий, как фортуна, провидение, бог, черт, душа, ангел нет).

Оно послало мне свой дар в виде маленькой коробки с надписью

"Льодос". На языке землян это значит что-то вроде "Биоматериал".

Невозможно поверить, что квадратные пластинки, содержимое коробки,

сдержали тяжесть горных пластов. И все же это было так. Я положил

пластинки на выступах в разных концах купола и снял с них

предохранительный слой. После этого я лег в "Армос" и стал ждать. Я

знал о действии "Льодоса", но то, что я увидел, превысило все мои

ожидания. За несколько минут пластины разрослись и переплели весь

купол, образовав ажурный узор. Их крепость превосходила крепость всех

известных людям Земли сплавов. Сейчас, когда я пишу эту повесть,

пластинки лежат в шкафу в другой комнате. Завтра, наверное, я отнесу

их в Институт пластиков и сверхпрочных материалов. Но как я объясню

их появление?.. Присвоить открытие себе я просто не мог. Не так

воспитывались мы на Сьаройе. Но и не показывать пластинок... Это

просто было бы преступлением. Конституция (я не нашел более

подходящего слова), итак, конституция Сьаройи в одном из ее пунктов

гласила: "Помогать другой цивилизации, стоящей ниже по уровню

развития. Передавать автоматику, учить пользоваться ей. Рассказывать

о всех новейших достижениях и открытиях ученых планеты. Никогда не

утаивать того, что помогло бы другой цивилизации шагнуть вперед по

уровню развития".

 

Я должен был придумать правдоподобную историю появления этих

пластинок. Но об этом позже.

 

После убеждения в надежности "Льодоса", я начал работу. И вот плоды

работы передо, или точнее, подо мной. Яма, наполовину заполненная

пылью. А вверху узкий коридор - коридор к чужой жизни. Почему я был

так уверен, что жизнь разовьется на Земле? Я слышал много разговоров

(слышал почти пятьсот миллионов лет назад) о том, что на этой планете

должна зародиться жизнь. Мои товарищи по кораблю, биологи, имели

очень много неопровержимых доказательств этого. Материалы, собранные

автоматическими станциями, летавшими сюда до нас, послужили основой

для доказательств. И хотя я не помню их, так как никогда не увлекался

биологией, я знаю, что мои товарищи правы. Ведь от их правоты зависит

моя будущая жизнь, и я хочу верить, что они правы. Единственный шанс

- практическое доказательство их теорий.

 

*

 

Этот день - самый радостный из всех дней, проведенных мной под

землей. Сегодня я впервые за (подумать только!) миллионы лет увидел

голубое небо. Толщина пластов оказалась намного толще, чем я ожидал.

Позднее я узнал, что во время моего сна произошло поднятие гор,

которые погребли меня под собой, и более древние пласты с цилиндром

опустились вниз. Но опять я ухожу в сторону! Я плохой писатель, но

что поделаешь? Я не решаюсь рассказать об этом кому-нибудь и потому

пишу сам.

 

На крыльях я поднялся наверх. Замелькали стены колодца и вдруг

раздвинулись и пропали. Я был на поверхности. Горы были местом моего

пробуждения. С того места, где я стоял, можно было видеть горные

вершины. Я сам был на крутом склоне одной из них. Взгляд вниз - и я

почувствовал, как дыхание участилось, пот выступил на лбу, закрытом

шлемом. Склон почти отвесно обрывался вниз, где расстилалась широкая

котловина. Зажмурив глаза, я шагнул с края обрыва. Ни с чем не

сравнимое чувство полета. Почти невесомое тело свободно парило над

землей. Так казалось мне. Но открыв глаза я обнаружил, что стены

пропасти с огромной скоростью мелькали мимо меня. За спиной

раздвинулись крылья и я плавно, как птица, спланировал вниз. Густая

трава скрывала мои ноги почти по колено. Я снял шлем и свободно

вдыхая земной воздух, любовался этой первозданной красотой. Тишина

нависла над горами, окутав их таинственной дымкой. Не верилось, что я

единственное разумное существо на всей планете. Но это, как я

полагал, было так. Крылья опять подняли меня над горами. Рычажок был

переведен на максимальную скорость. Под ногами понеслись назад горы.

Их главные цепи с ледяными вершинами были разделены полосой долин,

котловин, впадин. Более мелкие внутренние хребты разделяли эту

полосу. В некоторых местах склоны круто обрывались вниз, но дальше я

заметил, что более длинные из них ступенями спускались к подножию

вершин. Их пересекали гигантские ледники. Горы я запомнил навсегда и

когда впоследствии мне приходилось пролетать над ними на махолете, в

памяти всплывала эта картина. Горы, горы, горы, покрытые льдом, без

единых следов жизни.

 

День начал клониться к вечеру. Сумрак скрадывал расстояние и

казалось, что далекие вершины обступили меня со всех сторон. Я

снизился и выбрал место для ночлега. В поясе скафандра хранилась

специальная пища для потерпевших крушение космолетчиков. Так как я

относился к их числу и есть больше было нечего (ведь отсек с

продовольствием до сих пор лежал в жерле несуществующего уже

вулкана), я питался этой довольно противной пищей. В ее состав

входило много веществ, о свойствах которых я сейчас весьма смутно

помню, хотя это и входило в программу школы космолетчиков. Но мне это

простительно, так как где это видано, чтобы память могла хранить

знания пятисотмиллионолетней давности. Так вот, я проглотил таблетку

этой пищи (последней могло хватить лет на десять по земному времени,

потому что одна таблетка удаляла голод на месяц - опять-таки по

земным измерениям), я проглотил таблетку и лег спать. Мне не раз

приходилось спать подобным образом, свернувшись в клубок и включив

обогрев скафандра, когда наш экипаж терпел аварию на планетах Югды и

Лозоса и потому я сразу же заснул. (Я не считаю нужным переводить

названия, так как записи рассчитаны на землян разных профессий,

многие из которых не имеют никакого отношения к астрономии).

 

Темноту прорезал лучик света. Уже утро. Утро Земли. Вновь заработали

крылья, подняв меня в воздух. Я летел весь день, стараясь запомнить

местность, чтобы через тысячелетия рассказать об этом людям Земли.

Аппарат вроде земного фото, только позволяющий получать мгновенное

объемное и цветное изображение, остался в половине корабля, упавшей в

кратер, и мне приходилось полагаться лишь на свою память. Около

полдня из взора пропали высокие вершины. На склонах стали обнажаться

породы, из которых были сложены горы. Предгорья. Что же ждет меня

здесь? Я намеревался облететь весь район гор, а потом снова лечь в

"Армос". Но Земля подготовила мне сюрприз.

 

Пролетая над одним из склонов, я вдруг заметил на нем каких-то

существ. Отчего-то сильно забилось сердце. Я спустился на землю,

сделал несколько шагов навстречу и остановился. Волосатые приземистые

существа окружили меня. Я жадно оглядывал их. Ведь это они - предки

будущих хозяев этой планеты! Сильно выделяющиеся надбровные дуги,

массивная нижняя челюсть без подбородочного выступа, крупные зубы. Я

заметил у них в руках каменные пластинки. Один крепко держал кусок

черепа какого-то животного. У многих были длинные кости, обломки

рогов. Они смотрели на меня из-под нависших бровей и молчали. (А

умели ли они говорить?) И тут у меня в голове мелькнула мысль. Я

обвел рукой все пространство до горизонта и внятно произнес:

 

- Земля.

 

Один из них, самый высокий и плечистый, по-видимому старший, открыл

рот, обнажив два ряда крупных зубов и издал какой-то звук, отдаленно

напоминающий слово, сказанное мною. Я повторил. На этот раз вышло

немного лучше. После нескольких повторений он мог уже довольно внятно

произнести:

 

- Земля.

 

Я махнул на прощание рукой и круто взмыл в воздух. Прощайте, предки.

Я увижу ваших пра...внуков и передам им привет от вас. Прощайте! Меня

интересовала одна мысль: дойдет ли слово Земля до грядущих поколений,

не затеряется ли оно в длинной цепи потомков? Как оказалось, мой опыт

удался. Почти невозможное случилось. Видимо, крепко запомнил вожак

стада это слово, если оно без изменения прошло через тысячелетия.

 

*

 

По моим расчетам, цивилизация, подобная той, которая была на Сьаройе

в мое время, должна была появиться на Земле примерно через

полмиллиона лет. Как оказалось позднее, я ошибся. Более трудные

природные условия и похолодание затормозили развитие жизни и я

оказался среди людей, общество которых еще не дошло до уровня

развития Сьаройи.

 

"Армос", который мог складываться и уменьшаться в объеме, я вынес на

поверхность и установил недалеко от края обрыва. Сюда не могли

добраться люди, которых встретил я. Если же потомки найдут цилиндр,

они конечно захотят узнать, что в нем. Их разум откроет дверцу

цилиндра и они увидят меня... Они будут ждать, пока я проснусь, а

может быть попытаются разобраться в устройстве "Армоса" и разбудить

меня. Если это им удастся, я буду только рад этому. Лишь разум,

подобный тому, который построил "Армос", сможет разобраться в нем и

изобрести такой же.

 

Сигнальный звонок должен сработать ровно через полмиллиона лет.

Уверенно я нажимаю кнопку...

 

*

 

...Мелодия то взмывает к небу, то падает вниз, в ущелья...

Ультрамариновая гладь неба, яркая сочная зелень. Стройные здания

острыми пиками вонзились в эту синь. Милая сердцу Сьаройя. Толпы

людей на улице. Множество девушек. Одна из них Эниэя. Кто это, Эниэя?

Я не знаю ее. Ее ведь звали Яле, ее - диспетчера космодрома, с

которого корабль отправился в полет. Причем же здесь Яле? Кто же я?

Небо чертит огненная полоса. Резкий пронзительный звук. Сознание

пытается выбраться из пучины небытия, отчаянно рвется из холодных

объятий смерти. Яркие лучи звезды режут глаза. Нет, это не звезда -

свет приборов проник в приоткрытые глаза. Я очнулся ото сна. Когда же

я лег спать? Ах да, вчера, вернувшись из полета над горами. Но нет,

перед сном я что-то делал. Установил "Армос", лег в него и нажал

кнопку. Да я же ведь проспал полмиллиона лет! Я вскочил и ударился о

потолок цилиндра (машинально отметил, что со мной уже было подобное).

Где счетчик? Вот он. Шкала пустая. Значит, все в порядке. Можно

выходить. Разумная (достаточно разумная) жизнь развилась на планете.

Может быть, во время сна меня с "Армосом" куда-нибудь перенесли? Надо

открыть дверь. Горячее любопытство подталкивало меня. Я открыл дверь

и высунулся из цилиндра. Темнота. Прожектор осветил пространство

(неплохая реклама для земных фирм: "Прожектор, работающий без

перезарядки пятьсот миллионов лет!"). Из темноты выступили каменные

стены. Я поднял голову. На уровне примерно четырех моих ростов

светлело отверстие. Я был в пещере, которую сделало, чтобы упрятать

меня от постороннего глаза, время. Для крыльев такая высота пустяк. Я

подлетел к отверстию и выбрался наружу, но ничего, кроме голубого

неба, не увидел. Большие глыбы скрывали проход к пещере. Я перелетел

через них и приземлился недалеко от пещеры. Отсюда открывался

чудесный вид. Покрытые зеленью горы, искрящиеся в лучах звезды

белоснежные вершины. Ни следа той угрюмости, которую я встретил

полмиллиона лет назад. Но больше ничего примечательного не было

видно. Я поднялся в воздух и полетел по тому же маршруту, по которому

я летел так много столетий назад. Подо мной уплывали назад горы. Я

задумался, вспоминая Сьаройю, и потому не сразу увидел черную точку,

появившуюся на горизонте. Она быстро приближалась. Я круто упал вниз

и опустился на выступ скалы, нависшей над пропастью. Точка

превратилась в птицу с огромными крыльями. До меня донеслось тихое

гудение. Сквозь прозрачные стенки "птицы" я разглядел существ,

напоминающих мне тех, которых я встретил в предгорьях полмиллиона лет

тому назад. Первая встреча с разумными существами этой планеты. Я не

считаю предков этих людей (да, они люди, так как своими руками

создали хотя бы этот аппарат), так вот, я не считаю предков этих

людей, так как их мозг находился еще в начальной стадии развития.

Первая встреча. Что ждет меня в этом совершенно чужом мне мире? Это

покажет время. Опять время, без него никак не обойтись. Время,

неумолимое и властное...

 

*

 

Первый встреченный мною житель Земли. Я увидел его, лежащего в снегу

в одном из узких ущелий. Закружилась голова. Наконец сбылись мои

мечты. Теперь я не буду одинок на Земле, в обществе людей, похожих на

тебя. Они похожи, я убедился в этом, увидев человека. Красивое молодое

лицо, черные брови и волосы, пушистые ресницы. Тонкий с горбинкой

нос, небольшой сжатый рот. Именно таким я представлял себе обитателя

этой планеты. Но он был мертв... Его завалило лавиной и он замерз в

снегу. Возле него лежала сумка из какого-то неизвестного мне

материала (синтетического, как я позднее узнал). Я взял ее. Юноша все

так же неподвижно лежал у моих ног. Жалость нахлынула на меня. И

вдруг у меня появилась одна мысль. Я торопливо взмыл в воздух, взяв

на руки мертвого юношу. Крылья с трудом справлялись с такой ношей.

Вот и пещера. Черный после яркого света мрак. Я открыл дверцу

"Армоса" и включил свет. Стало сравнительно светло. Открыв соседний

отсек, я вынул оттуда необходимые аппараты. Я знал, на что шел. Две

мягкие длинные пластины, соединенные шлангом. В одну из них я

завернул раздетого мною юношу. Пластина сразу прилипла к телу,

обозначая все его выступы. Я взял аппарат, делавший объемные

изображения, разделся и спустил рычажок. Мое объемное изображение

появилось на материале. Я свернул материал и засунул его в глубь

цилиндра. Можно подумать, что я ошибся, написав раньше, что аппарат,

делающий изображения, упал вместе с половиной корабля в кратер. Но

это так. Остался лишь аппарат, делающий изображения человека. Он не

мог сделать какие-либо другие изображения, так как в этих аппаратах

было существенное различие.

 

Теперь оставалось самое главное. Я обернул себя пластиной и несколько

раз повернул диск на аппарате, с которым соединялся шланг. Туманная

завеса окутала мое сознание и я заснул.

 

*

 

Я проснулся и сразу же обрел способность думать. Быстро сняв с себя

пластину, я взял скафандр и глянул в гетсолановое зеркало.

 

Черные волосы, черные брови, прямой с горбинкой нос, пушистые

ресницы... Я перевоплотился в этого юношу. Я снял с юноши пластину,

вздохнул, взял "гон-сальэс", навел его на юношу и от того ничего не

осталось... Меня передернуло. Но уничтожение было необходимо. Что

было бы, если бы наткнулись на труп? Я утешал себя лишь тем, что

ничем не мог помочь юноше. Теперь я буду жить в его доме, под его

именем. Но как его зовут? Я открыл сумку и извлек оттуда какие-то

бумаги. Незнакомые слова палочками и овалами рябили в глазах. Взяв

одну из бумаг, я вложил ее в щель универсальной лингвистической

машины, которая могла перевести языки любой планеты Вселенной.

Незнакомые буквы превращались в слова родного языка. "Наэль Игорь

Евгеньевич, год рождения 1972, 3 мая. Г. Москва, проспект Погибших

Астролетчиков, д. 21, 2 ярус, кв. 132". Из всего этого я мало что

понял. В других бумагах было написано, что юноша был студентом

Московского горного института. Теперь я мог рассчитывать только на

свою сообразительность. Я надел на себя одежду юноши, перекинул через

плечо сумку, в которую положил некоторые автоматы, "Льодос" и

аппарат, читающий мои мысли и говорящий за меня на земном языке, а

также переводящий мне слова чужой речи (техника Сьаройи совсем

неплохая, говорю это не без гордости), затем сложил "Армос", проделал

"гон-сальэсом" углубление и положил цилиндр туда. Яму я завалил

валунами. В случае надобности я мог легко отыскать это место - в

"Армосе" лежал маленький передатчик, испускающий гравиволны

определенной частоты. Наконец я отряхнул костюм, поправил сумку и,

карабкаясь по камням (крылья лежали в "Армосе"), вылез из пещеры.

Теперь я - Наэль Игорь Евгеньевич, проживающий в Москве. Куда идти? Я

пошел прямо.

 

Прошло около часа, а я все шел по горам. Внезапно свет заслонила

огромная тень. Над головой висел аппарат. Он снизился, дверца

открылась, чьи-то руки подхватили меня внесли в просторный светлый

салон.

 

Часть II. Вторая родина.

 

Монорельс вылетел из туннеля и остановился. С шипеньем открылись

прозрачные двери. Я взглянул на зажегшуюся табличку. Площадь имени

Покорения Венеры. Я вышел из вагона, встал на площадку и через

секунду оказался на земле. Монорельс пролетел над моей головой и

исчез за поворотом. Я огляделся. Вот здание Центра исследования

Венеры. На его фасаде то загорались, то гасли рекламы. Я уже мог без

труда различить буквы земного русского языка: "Не упускайте случая!

Познакомьтесь с чудесами Венеры! Только здесь можно достать билет на

ракету "Венера - Земля". В этот ранний час на улицах было мало людей.

Движущиеся дорожки тротуара работали почти вхолостую. Изредка площадь

пересекал монорельс. У края площади, там где начинался проспект

Погибших Астролетчиков, стоял прямо на панели автомобиль. Видимо, у

него испортился автомат, создающий воздушную подушку. В автомобиле

сидел человек.

 

- Эй, у вас не найдется закурить? - окликнул он меня.

 

Я остановился в растерянности. Что такое закурить? Одной рукой я

нащупал в кармане аппарат-энциклопедию и наугад передвинул рычажок.

 

- Марс - четвертая по счету...

 

Не то. Рычажок вверх.

 

- Курган... Курск... Курить...

 

Есть.

 

- Курить - значит вдыхать дым, получившийся при сгорании растений

(последовало непонятное название), которые растут на Марсе, в 52

километрах от Теплого Сырта и представляют собой остатки некогда

богатой растительности. Дым растений благотворно влияет на сердце,

легкие и нервную систему.

 

- Что же вы молчите? - с нотками раздражения опять спросил человек.

 

- Нет, не найдется.

 

- Так бы сразу и сказали.

 

Я перекинул сумку (ту самую) на другое плечо и встал на дорожку

тротуара.

 

Вот и мой дом. Многоэтажной громадой он вписался в небо. Прозрачные

двери, белый цилиндр лифта. Седьмой этаж.

 

Яркая табличка "132". Фотоэлемент открывает дверь. Я вешаю сумку на

один из искусственных "оленьих" рогов и прохожу в комнату. Из окна

виден проспект, зеленые кроны деревьев и пластмассовое покрытие

дороги, все в светлых солнечных зайчиках. Напротив - остановка

монорельса. Его еле слышное гудение доносится до моего слуха. На

улицах тихо. Лето. Рекламы делают свое дело. Почти все люди столицы

сейчас на искусственных островах Тихого и Индийского океанов у

экватора. А я в Москве, я - бывший студент горного института. Сегодня

я был в Школе астролетчиков. Моя фамилия в списке принятых. На

Сьаройе я проходил курс пилота. На Земле, где космические корабли еще

не достигли совершенства, обучение должно быть гораздо проще.

Микрофильмы об устройстве корабля все время лежат у меня на столе. До

начала занятий оставался почти месяц. Это время я занял изучением и

историей Земли. При чтении книг о древней природе Земли меня так и

подмывало написать в редакцию, что сведения неверны. Я видел совсем

иное. Но где доказательства? Их нет. Приходилось мириться с тем, что

написано в книгах.

 

Я отошел от окна. Стол у стены, вычислительная машина, автоповар,

убирающаяся в стену кровать. На столе видеофон, в стене, за

прозрачной дверцей библиотечка микрофильмов. Проектор висит на

противоположной стене, рядом - аэроионизатор. Источники света, стены,

по вечерам льют призрачный свет, который может превратиться то в

ослепительно яркий, то в еле заметный. На тумбочке цветной телевизор,

магнитофон, проигрыватель, радио. За стеной душ. Это моя квартира.

 

Я живу один. Мои "родители" далеко отсюда, в Сплите, на побережье

Средиземного моря. Каждый день конвейер приносит мне письмо от них.

Несколько пластмассовых листов исписывают они, беспокоясь обо мне. Я

отвечаю кратко. Ведь я ничего не знаю о прошлом того юноши, чье имя я

ношу сейчас. События месячной давности опять всплыли у меня перед

глазами. Я сел в кресло и стал вспоминать.

 

*

 

Я очутился в махолете (так его называют русские) и огляделся по

сторонам. Просторный светлый салон, мягкие кресла. Передо мной стоял

человек. Другие встали с кресел и тоже подошли ко мне.

 

- Разве так можно, Игорь? - укоризненно произнес человек. - Уходить и

ничего не сказать. Мы сбились с ног, разыскивая тебя. Хорошо еще, что

твои родители ничего не знают. Они не похвалили бы тебя за это. И все

твоя гордость. Все хочешь сделать сам. Если бы ты замерз в снегу или

упал бы в пропасть, что тогда было бы?

 

Аппарат переводил мне все фразы. Что же ответить? Я подумал и аппарат

услужливо ответил за меня:

 

- Вы зря испугались. Мне нужно было проверить одно предположение, и я

ушел один. Но видите, со мной ничего не случилось.

 

Успокоенный человек облегченно вздохнул и грузно опустился в кресло.

 

Я сел перед ним. Кажется, пока все идет хорошо. Никто ни о чем не

догадывается.

 

Махолет уже пролетел горы и шел на посадку.

 

- Ну, Игорь, теперь тебе на пневмопоезд, а мы останемся здесь.

 

- Почему? - спросил за меня аппарат.

 

- Я прилетел сюда, чтобы решить один вопрос об образовании Тянь-Шаня.

 

Я кивнул головой, повернулся и пошел.

 

- До свидания, Игорь!

 

- До свидания.

 

Пока все шло хорошо. Но мне надо было еще найти какой-то г. Москву. А

что такое пневмопоезд? Это понятие мне знакомо. Когда-то в детстве я

ездил на таких поездах на моей родине. А вот и остановка. Большой щит

с какими-то словами. Одно слово знакомо мне. Ну конечно - "Москва".

Аппарат перевел мне: "Алма-Ата - Москва 17.00". Да, привыкнуть к

Земле не так-то просто. Но отступать некуда. Оставался один путь -

вперед.

 

Бесшумно выскользнул из туннеля пневмопоезд. На нем знакомая табличка

- "Москва". Людей немного. Вхожу в вагон. Кресла как в махолете.

Легкий толчок - и из глаз скрылась остановка. Поезд ушел в туннель.

 

*

 

Утро. Я вышел из поезда. Высокие здания, шум автомобилей, толпы

народа - так встретила меня Москва. Посреди площади огромный план

Москвы. Пониже надпись. Я прочел ее. "Назовите улицу и вы увидите ее

на плане".

 

Я подошел к щиту и увидел ряд отверстий. Нагнувшись над одним из них,

я произнес (вернее, произнес не я, а аппарат):

 

- Проспект Погибших Астролетчиков.

 

На щите сразу же зажглась яркая линия. Я проследил по улицам, как

добраться до нее.

 

Отойдя от щита, я смешался с толпой. Многочисленные монорельсы,

воздушные автобусы, такси едва успевали откачивать людской поток, но

вновь прибывающее пневмопоезда выплескивали на перроны новые волны

людей.

 

Я сошел с движущегося тротуара, неторопливо шел, глядя по сторонам.

Яркие вывески учреждений и магазинов делали площадь нарядной и

красивой. Масса экипажей самых различных конструкций, начиная

монорельсами и кончая скоростным плазмобилем. Все эти названия я,

разумеется, узнал впоследствии, сейчас же я просто видел незнакомые

автоматы. Впрочем, незнакомые сказать нельзя. Все они чем-то походили

на автомобили старой Сьаройи. Ими пользовались лет за семьдесят до

моего рождения.

 

Я пересек площадь и встал на движущийся тротуар. Широкая улица прямой

стрелой уходила вдаль. Посредине ее в ряд росли пышные деревья.

Экипажи стрелой проносились под их кронами, то и дело скрываясь в

туннелях. Улица разбивалась о подножие огромного памятника и двумя

потоками автомобилей растекалась в разные стороны. Я поднял голову.

На пьедестале стоял человек. Шлем откинут на спину, взор устремлен в

небо. Его ноги лизали языки пламени. Камень стал живым. Он играл

багровыми бликами и казалось, что настоящий огонь горит посреди

улицы. Было видно, что человек погибает. На лице - отчаянное желание

вырваться, не сдаваться, черты уже сковала смерть, и лишь взор,

прямой и открытый, говорил, что неизвестные силы не сломили

человеческой воли, что человек будет бороться до конца. Ниже в

пьедестале высечены слова. Аппарат бесстрастно перевел их. Скупые,

строгие строки, сквозь которые вырисовывается подвиг этого человека.:

"Ростов Владимир Александрович. Участвовал во 2-й экспедиции на Марс.

Во время исследования планеты экспедиция встретилась с незнакомой

формой микроорганизмов. Во время отдыха попросил разрешения одному

сходить к главному очагу микроорганизмов. Не вернулся. Возле его тела

нашли подробное описание микроорганизмов. Они представляли собой

опасность для людей Земли. В его тело проник вирус. Ростов

предупреждал товарищей об опасности и описывал способ уничтожения

микроорганизмов. Благодаря Ростову экипаж смог уничтожить вирус и

благополучно вернуться на Землю. Тело В. А. Ростова похоронено на

возвышенности, носящей на картах Марса название "возвышенность имени

Ростова".

 

Я слушал перевод аппарата, а перед глазами вставала картина: багровые

микроорганизмы, карабкаясь все выше по ногам космонавта, проникают во

все щели скафандра, внутрь тела. А космонавт, откинув уже ненужный

шлем, старается полностью описать чужую жизнь. Он знает, что умрет,

но старается спасти от гибели товарищей, Землю. Ведь корабль,

вернувшись на планету, будет носителем вирусов. Космонавт пишет,

преодолевая смерть из последних сил, и падает, сраженный багровым

огнем. Да, человек Земли достоин того, чтобы я открыл ему тайны

Сьаройи. На моем столе, кроме этой рукописи, лежат еще описания

различных автоматов, учебники по различным отраслям наук. Сведения

мне дает аппарат, который я взял из "Армоса" при недавнем полете к

горам.

 

Я оторвал взгляд от памятника и снова ступил на тротуар. За поворотом

открылся тенистый проспект. Над ним бесшумно скользили монорельсы.

Здесь почти не было экипажей. Высокие белоснежные здания крутыми

утесами нависали над головой. Красивое здание с массивными колоннами

заканчивало проспект. Прозрачный купол испускал радужное сияние. Я

свернул за угол. В лицо ударил свежий ветер. Голубая гладь реки

открылась передо мной. Легкая рябь чуть трогала ее зеркальную

поверхность. Ажурные как будто ничего не весящие мосты перекинулись

через реку. На другой стороне на зеленой набережной поднимались дома.

Над водой стремительно пролетали суда. Я спустился к самой воде и

облокотился о барьер. Под моими ногами билась вода. Рядом со мной

проходила пешеходная трасса. Я ступил на площадку и, подхваченный

теплым воздухом, плавно полетел над рекой. Опустился я на другом

берегу у остановки воздушного автобуса. Сам автобус появился через

несколько секунд. Плавные очертания, сигарообразное тело. Он мягко

опустился. И вот я над Москвой. Автобус, кажется, почти задевает

крыши зданий. Отсюда открывается прекрасный вид. Высоко в небо

взметнулся обелиск "Слава покорителям космоса". Он сверкает всеми

своими гранями. Древний Кремль. Величественно и молчаливо застыли его

башни. И сразу же за ним шумная суета проспектов, разноцветные пятна

автомобилей, гул большого города.

 

Автобус медленно начал снижаться по пологой прямой. Мимо проплывает

окно девятого этажа Центра Исследования Венеры. Ниже, ниже. Толчка

совершенно не чувствуется. Я - на бульваре. Напротив - высокий дом.

Гляжу на номер. Автомат переводит: "двадцать один". Я дома и,

оказывается, живу один. Это сразу освобождает меня от расспросов. Я

облегченно вздыхаю. "Игорь Наэлъ" вернулся домой, в свою квартиру,

которую он видит в первый раз.

 

*

 

Почти год я живу в Москве. Занятия в Школе астролетчиков подходят к

концу. Я - водитель-штурман космических кораблей. Скоро мы, будущие

астролетчики, будем проходить стажировку. Я полечу к Альфе Центавра

на знаменитом "Прометее". Его капитан - Андрей Громов.

 

Это опытный астролетчик, на его счету не один десяток полетов, и

среди них - первый полет к Плутону и в водородные бездны Юпитера. Но

по сравнению со мной Андрей еще младенец. На Сьаройе только в учебных

полетах я налетал около пяти световых лет. А если считать все полеты,

то я намного обогнал его. Полет к Земле - это уже почти половина

того, что налетал Андрей. Но сейчас я под его руководством.

 

*

 

Я проснулся и не понял, где нахожусь. Ах да, я в "Армосе", глубоко

под толщей породы. Открыл глаза. Моя московская квартира. Я часто

забываю, что живу в Москве и возвращаюсь к тем далеким дням, когда я

был одинок. Теперь я обрел вторую родину, новых товарищей и даже...

новую Эниэю. Я познакомился с ней дня два назад. Это было так.

 

Вернувшись из Школы астрслетчиков, я включил автоповар и завалился на

кровать. Делать ничего не хотелось. Вчера я допоздна бродил по

улицам, а утром рано встал - пора было идти в Школу. Результат - мне

хотелось спать. Я уже повернулся было к стене, как вдруг загудел

видеофон. Я встал и нажал клавишу приема.

 

Экран осветился. На нем появилось девичье лицо. Резко застучало,

заколотилось сердце. Я протер глаза, взглянул... Эниэя! Те же

длинные, до висков, брови, те же темные бездонные глаза, маленький

нос, тонкие губы. Эниэя! Ты нашла меня и пришла ко мне через миллионы

лет, через миллиарды километров.

 

Мои быстрые мысли прервал ее голос:

 

- Игорь, ты что так глядишь? Не узнаешь? - Девушка засмеялась. - Я

только вчера вернулась из Нью-Йорка.

 

Да, это была лишь земная девушка, которая принимала меня за Игоря, а

не моя Эниэя, оставшаяся в далеком прошлом. Надо было что-то

отвечать. Я улыбнулся и произнес:

 

- Ты вернулась так неожиданно. Я не ожидал. - Мне казалось, что я

прекрасно владею своим лицом. Но эту уверенность развеял голос

девушки.

 

- Почему ты такой бледный?

 

Я криво усмехнулся.

 

- Да просто устал. Только что вернулся из Школы.

 

Брови девушки на экране удивленно поднялись вверх (так могла

удивляться лишь Эниэя!)

 

- Из какой Школы? Ты же в институте.

 

Я совсем забыл. Ведь настоящий Игорь Наэль учился в горном институте.

Но приходилось отвечать.

 

- Видишь ли, я решил бросить институт. Что-то к звездам потянуло, -

попытался отшутиться я.

 

- Я с тобой еще поговорю об этом, - рассерженно сказала девушка и

экран погас.

 

Да, меня тянуло к звездам. У меня появилась надежда, что Земля, моя

вторая родина, поможет мне вернуться на Сьаройю. Сьаройя, конечно,

неслыханно изменилась за пять тысяч веков, но все равно она дорога

мне.

 

Мысли мои перешли на девушку. Да, она была похожа на Эниэю. А может

быть, она и будет второй Эниэей в моей жизни?

 

Но как ее имя, где она живет? Настоящий Игорь Наэль знал это,

нечеловек, скрывающийся под его именем - нет. Но ведь девушка еще раз

провидеофонит мне и я узнаю все.

 

*

 

Пора вставать. Сейчас в Школу. Сегодня начинается стажировка. Я встал

и открыл окно. Ветерок ворвался в комнату и прогнал остатки сна.

Автоповар приготовил завтрак. Быстро поев, я выскакиваю за дверь и

сталкиваюсь с соседом. Приветствие - и я бегу дальше. Лифт где-то

вверху, ждать некогда, радиочасы сигналят: семь часов пятьдесят

минут. А Школа на другом конце города. Прыгаю через несколько

ступеней. На втором этаже меня догоняет лифт. Вхожу, проезжаю один

этаж. Выбегаю на улицу, по ручному передатчику вызываю такси. Народу

на проспекте немного. Не в пример мне, все уже на работе. А я никак

не могу привыкнуть к быстрому ритму Земли - Сьаройя вращается

медленнее моей второй родины. Подъезжает такси. Сажусь, нажимаю

кнопку: "Школа астролетчиков". Перевожу указатель на предельную

скорость. Мимо мелькают дома, деревья, бульвары. Перелетаю через мост

и мчусь по проспекту. Поворот, еще один. Резко торможу. Без пяти

восемь. Овальное здание школы. Стены без окон, чтобы студенты, то

есть мы, не отвлекались во время занятий. Обгоняя движущуюся дорожку

подбегаю к школе, влетаю в дверь. Поднимаюсь на второй этаж и

открываю дверь аудитории. Уже гаснет свет. Успел. Пробираюсь к своему

месту.

 

- Опять опоздал, - с укоризной замечает Володька, мой товарищ по

Школе.

 

- Еще бы! У вас на Земле все не как у людей! Не то что на Сьаройе! -

возмущенно говорю я.

 

- Не выспался Игорек, - насмешливо замечает кто-то за моей спиной.

 

Я запоздало закрываю рот рукой.

 

Осветился экран. На нем появилось лицо профессора.

 

- Товарищи студенты. У школы стоят воздушные автобусы. Каждая группа

едет своим маршрутом.

 

- Нам на Москву-пять, - говорит мне Володька. - Везет тебе, летишь

завтра. А мне сидеть здесь еще дня два.

 

- Ты на каком?

 

- На "Титане".

 

Я знал, что "Титан" уходит в полет вокруг системы.

 

- Ничего, - успокаиваю я его. - Прилетишь быстрей меня.

 

- Везет тебе, - продолжает завидовать Володька. - Летишь к Телемаку с

Громовым, многому научишься. А я вокруг системы.

 

Если бы Володька знал, что не Громов, а я могу научить любого, он бы

не говорил этого. Но я не могу рассказать о себе. Вот когда я улечу к

61-й на земном корабле, тогда эти записи будут достоянием людей

Земли.

 

Космодром встретил нас ревом ракет, гулкими ударами, доносящимися из

мастерских, скрежетом и грохотом.

 

- Ну, пока, - кинул Володька, направляясь к монорельсу. - Я домой.

Подожду, пока вернется "Титан".

 

Я кивнул и сбежал по ступенькам диспетчерской. Только что я был

записан на полет к Альфе Центавра в составе экипажа "Прометея".

 

Корабль лежал на легких опорах. Его корпус и покрытие отражателя ярко

светились в лучах солнца. Я поднялся к входному люку и вошел внутрь.

Просторный тамбур, за ним длинный коридор. В конце его дверь.

Надпись: "Центр Управления". Открываю дверь. Три фигуры склонились

над пультом. Меня они не замечают. Я подхожу к ним и заглядываю через

плечо. Ну конечно, вместо того, чтобы работать, они играли в... опять

забыл это слово. А! В шахматы. Кто же из них Громов? Я негромко

кашлянул. Все трое как по команде подняли головы.

 

- Вы ко мне? - спросил один из них.

 

- Я направлен сюда для прохождения стажировки.

 

- Ах да, я совсем забыл. Мне же говорили об этом, - сказал самый

высокий человек с мужественным лицом.

 

Ну конечно это Громов. Как я не догадался раньше.

 

- Вот мои документы. - Я протянул Громову пластмассовый пакет.

 

- Ладно, это позже. Давайте познакомимся: Громов Андрей Сергеевич.

Можете называть меня просто Аном. А это Владимир Морев и Алексей

Грачев.

 

Я крепко пожал протянутые руки. Мне нравилась земная форма

приветствия.

 

- Можно подумать, что вы только и играете в шахматы, - заметил я.

 

- Так ведь мы уже закончили осмотр корабля.

 

- Значит, скоро в полет?

 

- Да, завтра получаем разрешение на вылет.

 

Громов опять подошел к пульту и сел в кресло.

 

- Тут и вычислительная машина не поймет, какой надо сделать ход, -

сказал он, разглядывая шахматную доску.

 

Морев загадочно усмехнулся.

 

- Признаешь себя побежденным?

 

- Сдаюсь. - Громов шутя поднял руки вверх.

 

- Не забыл условие? - ехидно спросил Морев. - Проигравший идет в

автостоловую за обедом.

 

Громов вздохнул, встал и вышел из Центра.

 

- А теперь, пока его нет, я открою вам один секрет. - Морев с

таинственным видом посмотрел на меня и Грачева и вынул из кармана

маленькую черную коробочку. - Приятель - программист завода-автомата.

Шахматный автомат. Новейшей серии. Скоро начнется серийное

производство. Когда Громов вернется, вы ему это скажите. А я пойду.

Под его горячую руку мне попадаться не очень хочется.

 

Мы остались вдвоем.

 

- Ну что, в шахматишки сыграем? - предложил Грачев. - Но только без

автоматов. - Он шутливо погрозил пальцем и рассмеялся.

 

- Я не умею, - признался я.

 

- Ничего, это дело поправимое. Научу.

 

Я довольно быстро разобрался в этой игре и уже через пятнадцать минут

обыгрывал Грачева. Затем к нам подключился Громов. Втроем мы

просидели за шахматами, не замечая, что на землю давно уже опустился

вечер.

 

*

 

"Прометей" попал в метеоритный дождь. Корабль трясет и качает, я

падаю... Открываю глаза. Володька. Он нещадно дергает меня за руки.

 

- Вставай! - орет он мне в ухо.

 

Я неуклюже отбиваюсь, пытаюсь зарыться поглубже под одеяло. Это мне

удается.

 

- "Прометей" стартует через десять минут!

 

Я с молниеносной быстротой вскакиваю, быстро одеваюсь, не замечая,

что Володька лежит в кресле и довольно хохочет.

 

- Ты что так рано? - спрашиваю я его.

 

- Это называется рано? Включи радиочасы.

 

Восемь тридцать. До старта осталось полтора часа.

 

- "Титан" вернулся с Ганимеда. Я за тобой зашел, чтобы идти на

космодром.

 

- Но еще ведь рано.

 

- Я бы не сказал! Все порядочные люди вроде меня, - Володька важно

ткнул себя пальцем в грудь, - уже встали. И лишь такие лентяи как ты

еще валяются в постели. Послать бы тебя на астероиды. На некоторых из

них смена дня и ночи через несколько часов. Там-то тебе было бы не

разоспаться.

 

- Эта ваша Земля  ненормальная планета! - вырвалось у меня.

 

- Она такая же наша, как и твоя. Постой. - Володька с подчеркнуто

серьезным видом многозначительно поднял палец кверху. - А может быть

ты и вправду с другой планеты? Ты ведь уже второй раз об этом

говоришь. - Он нахмурил брови, но не выдержал и снова захохотал.

 

Если бы ты знал, Володька, что ты прав. Но ты даже не подозреваешь

этого. Никому не может придти в голову мысль о том, что я неземлянин,

о том, что под человеческой оболочкой скрывается неземное существо,

глядящее на жизнь с неземной точки зрения.

 

- Ты что такой серьезный?

 

- Да так, ничего.

 

Я оделся, позавтракал и мы направились к космодрому.

 

- Наш монорельс! - крикнул Володька и потащил меня к остановке. Он

настоящий землянин, этот Володька. Веселый, добродушный. В общем -

хороший парень.

 

*

 

- Все. С пропуском улажено. - Громов повернулся ко мне. - До Плутона

"Промик" поведу я, а в системе Альфы и при обратном разгоне будешь

делать все самостоятельно.

 

На экране зажегся зеленый свет - право на старт с Земли. Автотягачи

повели корабль к центру космодрома, туда, где высилась

сверхгигантская насквозь пробивающая атмосферу и выходящая в космос

труба. В стены ее были вмонтированы уловители, которые собирали все

отработанные кораблем газы и выбрасывали их в мировое пространство.

Это был плод титанических усилий землян, которые почти с самого

начала эры тяжелых кораблей с экипажем позаботились о том, чтобы

воздух над Землей всегда был чистым и свежим. Я удивился, насколько

мысли одной цивилизации могут быть похожи на мысли другой. На Сьаройе

такие трубы были построены задолго до моего рождения.

 

Корабль нырнул в трубу и встал посреди огромной платформы, которая

начала медленно подниматься вверх.

 

Старт! Тяжесть непосильным грузом навалилась на меня. Наши корабли

уже давно поднимались без перегрузок. Мне никогда не приходилось

испытывать их. Тяжесть все росла. Я почувствовал, что задыхаюсь.

Корабль перевалил через критическую точку и перегрузка исчезла. Я

увидел над собой приветливое лицо Громова.

 

- Что, непривычно? - улыбнулся он мне. - Ничего, со всеми так бывает.

Потом освоишься.

 

Громов отошел к пульту, обернулся и сказал:

 

- Владимир - к двигателям, Алик, можешь идти к себе в обсерваторию.

 

Я подошел к пульту и попросил Громова включить экран.

 

- Сейчас ничего интересного, кроме ракет, ты не увидишь, - сказал он

мне. - Вот минут через десять советую поглядеть.

 

Я сел в кресло и погрузился в свои мысли о Сьаройе. Мои размышления

прервал голос Громова:

 

- Игорь, гляди на экран. Это видели не все. "Промик" пересек орбиту

обсерватории. Вон она, в верхнем углу.

 

Я взглянул на экран. Величавое сооружение, светившееся

окнами-иллюминаторами, медленно уплывало в глубину черного неба.

Огромное кольцо окружало длинный стержень, на верхнем конце которого

находился небольшой, явно не космического масштаба космодром. Внизу,

под кольцом с жилыми помещениями и лабораториями станции,

располагались приборы. Оттуда выглядывали щиты локаторов, прямые

стрелы антенн.

 

Как молода еще эта цивилизация, подумал я. Какой еще длинный путь

должна пройти она, прежде чем достигнет разума наиболее развитых

миров Галактики. Но ей под силу этот путь и люди постигнут все тайны

природы, раскроют все загадки Вселенной.

 

*

 

"Прометей" приближался к Альфе, этой тройной давно известной

сьаройянам звезде. Экипаж только что очнулся от анабиоза. Автоматы

работали по моим расчетам. Малейшая неточность - и мы пролетели бы

мимо Альфы, в область пространства, куда только что стали проникать

звездолеты землян. Но нам не грозила опасность вечно блуждать по

Вселенной. Люди Земли построили в космосе станции для приема

заблудившихся звездолетов. Одна из них летала и за Телемаком.

 

Но мои расчеты оказались правильными. Улыбающийся Громов сулит мне по

возвращению на Землю золотые горы. Я чувствую себя польщенным: за

пятьсот миллионов лет я не разучился водить корабли.

 

Перехожу на ручное управление. Громову абсолютно нечего делать: я не

ошибаюсь. Входим в систему Телемака. Давно знакомые места, если можно

так выразиться. Не раз я летал сюда в тот славный век, когда я был

среди своих товарищей, среди дружной семьи людей Сьаройи. В последнее

время я стал замечать, что все с меньшей тоской вспоминаю о Сьаройе,

что мне начинает нравиться Земля, ее люди, нравы, порядки. И все же я

стремился назад, на родину, которую никак не мог забыть. Я знал, что

в мое время у Телемака и его двух планет находились автостанции,

построенные сьаройянами. На одну из них я несколько месяцев водил

грузовые корабли. Но за пятьсот миллионов лет от станций конечно

ничего не осталось. Но почему сьаройяне не строят других станций?

Один вопрос занимал меня во время полета: земляне давно вышли в

космос, достигли Альфы, так почему же со Сьаройи, на гигантский

промежуток времени обогнавшей в развитии цивилизации землян, никто не

летит? Может быть, по каким-то причинам разумная жизнь на моей родине

внезапно оборвалась, может быть... Можно было строить множество

различных предположений и каждое из них могло быть правильным. Да, на

этот вопрос не было ответа.

 

- Игорь, ты никак заснул? Тормози корабль.

 

Голос Громова вернул меня к действительности. Звездолет приближался к

последней от звезды планете.

 

- Ну что, к Океану прилетели?

 

- Через двадцать минут это можно будет сказать точно, - ответил я.

 

- Странная планета, - задумчиво произнес Громов. - Всю поверхность

занимает океан. Как ты думаешь, - обратился он во мне, - какова его

наибольшая глубина? Ведь зонды так и не достигли дна.

 

Я перевел меры измерения Сьаройи на земные и почти тотчас же ответил:

 

- Девяносто три километра семьсот двадцать восемь метров сорок

сантиметров. А знаешь, где находится? - И не дожидаясь ответа сказал:

- В пяти тысячах сорока семи с половиной километрах к северу от

экватора, на четырнадцати градусах северной широты и на шестидесяти

трех градусах восточной долготы.

 

- Шутник! - Громов рассмеялся. - Быстро придумал.

 

Эти сведения были известны мне давным-давно, но я никогда не сообщал

их людям. А сейчас у меня нечаянно вырвалось то, что не должен знать

никто. И это уже не раз. Я так привык к Земле, что забываю иногда,

что родился не на ней, а в черных глубинах Вселенной, там, где

мерцает родным зовущим светом прекрасная двойная звезда - 61 Лебедя.

 

*

 

Стажировка кончается. На экранах голубеет Земля. И признаться, ее

ласковое сияние заставляет учащенно биться сердце. К ней подлетаешь,

как к родной и желанной. Она и вправду стала мне родной. Это моя

вторая родина, в молодости принявшая меня под свой голубой купол, а в

расцвете своих лет разрешившая мне стать ее сыном. Я соскучился по

ней за несколько лет полета. Земное притяжение влияло на меня тогда,

когда я был вдали от нее, у другого солнца, согревающего другие

планеты. И все-таки она не может полностью заменить мне Сьаройю, к

которой я по-прежнему рвусь всей душой.

 

Первым, кто встретил меня на космодроме, был Володька.

 

- Слава героям космоса! - весело крикнул он мне еще издалека. - Как

прошла стажировка?

 

- На отлично. Громов мною доволен.

 

- У меня так же. В общем, "отлэ". - Володька любил такие, неведомо

кем выдуманные словечки. "Отлэ", должно быть, означало на нормальном

языке "отлично".

 

Володька схватил меня за руку и потянул меня за собой.

 

- Теперь куда думаешь? - спросил он меня.

 

- А ты куда? - ответил я вопросом на вопрос.

 

- Я буду астролетчиком, прокладывателем новых звездных дорог. В

общем, открывателем. Как это там... - Володька помахал рукой в

воздухе. - А! Вот: "Сотни молний горят в отражателе. Устремились к

звезде открыватели". "Поэма об астролетчиках" Шороховского.

 

- Ну и я с тобой.

 

- Да?! Вот и хорошо! Опять вместе будем. Отдохнем с месяц - и будем

летать.

 

Меня кто-то окликнул. Я обернулся - земная Эниэя смотрела на меня

своими бездонными глазами.

 

- О, не буду мешать. - Володька махнул рукой и вскочил в подошедший

ВЧ-автомобиль.

 

- Игорь! С каких это пор ты перестал меня замечать? - девушка

обиженно надула губы.

 

- Извини, Володька совершенно заговорил меня.

 

Девушка милостиво взяла меня под руку.

 

- Пройдемся пешком. Мы ведь так давно не виделись. А теперь будем

видеться еще реже. Ты же астролетчик. - Девушка немного помолчала. -

А знаешь, это даже лучше, что ты астролетчик. Самая современная

профессия. Ты будешь открывать новые звезды, планеты, - девушка

мечтательно закрыла глаза и запрокинула голову назад.

 

Рот ее чуть приоткрылся, обнажились ровные белые зубы. Я старался как

можно лучше запомнить ее черты.

 

- Можно я буду называть тебя Эниэей?

 

Девушка открыла глаза. Длинные брови изогнулись вопросительным

знаком.

 

- Знаешь, с тех пор, как ты вернулся из гор, ты стал каким-то

странным. Я это замечала уже несколько раз. Что ты там увидел в

горах? И почему именно Эниэей? Что это за слово?

 

- Ты узнаешь все это потом... - еле слышно проговорил я. - Потом, а

пока я не могу сказать тебе ничего. Скоро ты узнаешь все.

 

Девушка встревоженно поглядела на меня.

 

- Что с тобой, Игорь?

 

Вдруг кровь бросилась ей в лицо.

 

- Я знаю! Эниэя - это девушка и ты ее... - Она не договорила.

 

- Да, это девушка, но ее давно нет в живых.

 

- Игорь, - почти плача произнесла девушка, - объясни мне все это.

Тебя словно подменили.

 

Да, Игоря Наэля действительно подменили, ты правильно сказала это. Но

подожди немного, скоро ты узнаешь все. Узнаешь, когда я буду уже на

Сьаройе.

 

*

 

Я - астролетчик-открыватель. За моей спиной полет к Сириусу. Давно

знакомый мир двойной звезды, в который я летел не в первый раз. Но

раньше я приближался к нему со стороны 61-й звезды Лебедя...

 

Почти весь путь мы провели в анабиозе. Между прочим, я опять летел с

Громовым. Третьим был Володька. Он не вернулся на Землю. Кто бы мог

знать, что его первый полет будет для него последним... Нелепая

случайность - удар метеора и моего веселого славного друга не стало.

Его тело по обычаю было запаяно в капсулу, запущенную в космос. Это

как бы подчеркивало то, что погибший был астролетчиком. И после

смерти он продолжал бороздить Вселенную. Я слышал, что в другой части

Земли, в части, где еще сохранилось угнетение и бедность и которая

называлась Соединенными Штатами Америки, в капсулы с телами погибших

вставляли разные приборы. Там умели из всего извлекать выгоду.

Владельцы фирм, выпускающих капсулы, не желали, чтобы их продукция

пропадала даром. Экипаж кораблей, встретивших в космосе капсулы,

снимал показания с приборов. Приборы были вставлены с надеждой, что

капсулы, пролетая мимо неизведанных областей космоса, встретятся с

чем-нибудь новым, неизвестным землянам. В стране, где жил я, этого не

делали. Люди чтили память умерших.

 

Мы посадили корабль на планету. Я отлично знал ее. Громов сам повел

глайдер. Я не смотрел на экран и не видел, куда мы летим. Глайдер

снизился. Я глянул через прозрачный купол - и обмер. Быстрее, быстрее

отсюда! Надо успеть. Громов бессильно опустил голову на руки. (Так

быстро?..) Неуправляемый глайдер ринулся вниз, в болота, от которых

поднимался легкий туман. Я рванул рычаг на себя. Глайдер, пропарывая

облака, послушно взмыл вверх. Где запасные баллоны? А, вот они. Я

торопливо всунул шланг в рот Громову и до предела отвинтил краник. Я

отлично знал, как поступать в этих случаях. Эти микроорганизмы,

живущие в болотах, в свое время унесли немало жизней. Люди Сьаройи

нашли средство борьбы с ними. Раз проглоченная таблетка на всю жизнь

прививала иммунитет к этой форме жизни. Спасти от них не могли

никакие скафандры. Микроорганизмы проникали через любую оболочку,

отнимая у крови кислород. Теперь это мне не страшно.

 

Громов глубоко вздохнул, поднял голову, тусклым взглядом посмотрел на

меня.

 

- Что... со мной?.. - тяжело и прерывисто произнес он. - Я...

кажется... потерял сознание...

 

- Пустяки, бывает.

 

Громов встал, оперся на спинку кресла. Он стоял еще нетвердо.

 

- Но.... со мной никогда еще... такого не было.

 

- Головокружение. Не хватило кислорода.

 

- Вы подняли глайдер?

 

- Да.

 

- Но почему с вами ничего не случилось?

 

- Не знаю.

 

- Странно. - Громов помолчал, потом, уже придя в себя, повернулся и

сел к пульту. - Ну что ж, летим к кораблю.

 

Скоро ты узнаешь, Ан, что было причиной твоего беспамятства. Скоро

все люди узнают об этом и получат рецепт таблеток. Это время не за

горами. Ведь земляне упорно пробиваются к далеким солнцам. На этом

пути и Линекья - 61 звезда Лебедя.

 

Вторая планета представляла собой мир, в котором не было ничего

живого. Унылые скалы, ярко залитые ослепительные светом Сириуса.

Резкие черные тени. Планета была похожа на земной спутник - Луну.

Между прочим, в то время, когда я прилетел на Землю, этого спутника у

Земли еще не было. Он попал в цепкие сети земного притяжения уже во

время моего сна.

 

Мы пробыли на этом двойнике "земной" Луны несколько дней. Наконец

корабль стартовал с унылой поверхности планеты и направился к Земле.

Володька одел скафандр и вышел, чтобы убрать наружные антенны. Громов

ждал, не включая двигателей. Из динамика на пульте слышалось

спокойное дыхание Володьки. Внезапно мы услышали стон, дыхание стало

убыстряться, послышался хрип... и все стихло.

 

Мой друг, первый друг-землянин лежал, вцепившись пальцами в

неубранную антенну...

 

*

 

На экранах, все увеличиваясь, приближается голубой шар, окутанный

дымкой облаков. И я понял, что она дорога мне, эта голубая планета.

 

Опять космодром, опять Эн, как зову я ее. Она ждала меня, лежа во

Дворце Ожидания в анабиозе. Мы идем домой. На площади Ленина наши

пути расходятся. Эн садится в воздушный автобус, а я - в монорельс.

Эн учится в Институте изучения Солнца. У нас с ней звездные

профессии. Скоро она покинет Землю. У Солнца строится станция

наблюдения и она будет работать там. Раз в неделю она будет

возвращаться на Землю. В недалеком будущем, когда в системе будут

летать скоростные ракеты, мы будем видеться гораздо чаще. Но земляне

раньше получат чертежи скоростных кораблей. Когда я буду на Сьаройе.

 

За те годы, которые я был в полете, Москва очень изменилась. Печать

времени легла и на лица моих знакомых. И лишь мы с Эн были

по-прежнему молодыми. Это неизбежная сторона дальних полетов. Мир

изменяется, умирают и рождаются люди, а тот, кто ушел в космос,

остается почти таким же. А когда будут созданы корабли, в которых бег

времени замедлится во многие сотни раз, космонавт очутится в

совершенно чужом незнакомом мире, один среди чужих людей. Но люди не

забудут тех, кто ушел в космос. Их имена будут записаны на памятнике

Покорителям Космоса. Да ведь останутся в живых и родные и близкие

космонавта - Дворец Ожидания будет существовать множество веков и там

все время будут спать люди, чьи мужья, сыновья, отцы ушли в дальний

космос.

 

Я задумчиво шел по берегу Москвы-реки. Машинально заметил, что над

рекой уже нет мостов. Поток машин плыл по воздушной дороге. Легкие

стройные шпили зданий еще выше поднялись в вечно безоблачное небо.

Дожди орошали город только по ночам, принося в раскрытые окна запах

озона и свежий прохладный ветер с мелкими капельками воды.

 

По проспекту мимо меня бесшумно летели автомобили. Больше стало

ВЧ-автомобилей, автомобилей на воздушной подушке. Я заметил новые

машины, быстро летевшие над дорогой, идущей по бокам проспекта. Поток

машин шел и по воздуху. Воздушные автобусы, махолеты, управляемые

энерголучом, летели по строго ограниченному пространству. На шпилях

зданий мигали светофоры. Плоские крыши домов служили стоянками

воздушных экипажей. Просторные лифты спускали людей вниз, где их

тотчас же подхватывали движущиеся дорожки тротуаров. Автоматика,

техника и опять автоматика всецело завладели планетой. Но я не раз

слышал о специальных спортивных городах, разбросанных по планете. Там

не было вездесущей автоматики. Земляне прекрасно понимали, что нельзя

полностью оказаться во власти автоматов. Их не прельщала перспектива

того, что через несколько веков люди, совершенно освобожденные от

работы, будут представлять из себя хилых маленьких существ со слабо

развитой мускулатурой, впалой грудной клеткой и огромным мозгом.

Вместо людей в космос полетят автоматы, работать, делать открытия,

покорять планеты, открывать новые миры - все это будут делать

автоматы. Люди, по существу, будут не нужны в этом мире автоматов.

Мозг, когда-то сделавший человека властелином природы, погубит его.

Труд ведь сделал обезьяну человеком. А если за человека будут

трудиться машины, то зачем же будет нужен человек? Машины завладеют

всей планетой, по существу, они будут разумной цивилизацией со своим

собственным строем, своими государствами, договорами, правительством.

Человек будет рабом, выполняющим самую простую работу, ведь машины

обладают более совершенным мозгом. Человечество погибнет, так как

выживает сильнейший, а прочные корпуса машин выдерживают и палящий

зной и космический холод. Земля будет обиталищем другой цивилизации -

цивилизации автоматов. Может быть, когда-нибудь автоматы, считающие

себя хозяевами планеты, людьми, изобретут еще более совершенные чем

они сами машины, так же, как это сделал человек. А затем все начнется

сначала. Более совершенные автоматы завладеют планетой, потом они

изобретут машины, совершенней себя и опять без конца будут рушиться и

возникать цивилизации.

 

*

 

Я опять в своей квартире. Здесь, кажется, ничего не изменилось. Но

нет. Исчезли окна. Стена, выходящая на улицу, стала прозрачной. Но

снаружи я ничего не видел. Видно, за время моего полета, люди

изобрели какой-то новый состав. На стене - зеленая кнопка. Это тоже

что-то новое. Нажимаю ее - и в комнату врывается свежий ветер. Эта

кнопка как бы уничтожала стену, заменяя открытое окно. На столе

маленький аппарат. Спереди черный диск с цифрами, сбоку кнопка. Я

догадываюсь, что это такое. Личное радио. Скоро появятся и личные

видеофоны. Но это поразительно! Земная цивилизация развивается

быстрее, чем цивилизация сьаройян! Это было неожиданностью. Но

неожиданность принесла мне радость. Значит, я быстрее вернусь на

родину! Но что-то мешало моей радости быть полной. Что? И я понял.

Эн. Ее ведь нельзя взять с собой на Сьаройю. Что будет с ней, когда

маска с лицом Игоря Наэля спадет и под ней окажется неземное

существо? Правда, сьаройяне похожи на людей в общих чертах и издали

землянина и сьаройянина не отличишь, но в деталях, в мельчайших

деталях различие между ними сразу бросается в глаза. Моя земная Эниэя

должна была остаться на Земле. Я теряю вторую девушку, к которой был

неравнодушен. Первая, Эниэя со Сьаройи, осталась где-то в безмерной

дали времени. Она живет, но ее отделяют от меня бескрайние просторы

времени. Сознание человека скользит вдоль бесконечного потока времени

и нет такой машины, которая позволила бы мне устремиться в глубь

этого измерения. Вторая Эниэя была рядом, она жила в двух минутах

езды на воздушном автобусе, но и ее я должен был оставить здесь. Что

же делать? Видно, такова судьба любого космического путешественника,

покидающего родину и отправляющегося в скитания на долгие годы.

 

*

 

Сегодня я свободен. Я связался с Эн по личному радио и предложил ей

совершить полет над страной. Я пообещал показать ей кое-что. Все

равно ведь от нее ничего не скроешь. Когда-нибудь я должен буду

открыть это. Она согласилась.

 

Я ждал ее у остановки монорельса. "Двадцать первый" - ее номер. Так и

есть, она, улыбающаяся, легко спрыгнула с площадки и подошла ко мне.

 

- Отчего это тебе вдруг захотелось посмотреть на страну, Игорь? -

спросила она, весело глядя на меня черными глазами.

 

- Я должен показать тебе кое-что.

 

- О! Что же, если не секрет?

 

- Секрет.

 

- Слушай, Игорь, а что это ты такой серьезный? Отвечаешь как-то

странно. Неприятности на работе?

 

- Ты скоро все узнаешь.

 

- А куда мы полетим?

 

- На Тянь-Шань.

 

- Но ты же там был недавно.

 

Она помолчала, задумавшись, потом медленно и тихо сказала:

 

- Ты вернулся оттуда какой-то странный. - Она опять задумалась, потом

начала медленно бледнеть. - Скажи, как меня зовут? - Она напряглась в

ожидании ответа.

 

- Эн, - ответил я.

 

- Нет, это ты назвал меня так, вернувшись с Тянь-Шаня, заметь,

вернувшись с Тянь-Шаня, - она подчеркнула последние слова. - Я

спрашиваю, как мое  н а с т о я щ е е  имя?

 

Я был в отчаянии. Ведь я не знал ее настоящего имени! Что же делать?

Все пропало! Я неуверенно произнес первое попавшееся имя:

 

- Ну, Галя.

 

Она побледнела еще больше и прошептала бескровными губами,

отрицательно покачав головой:

 

- Нет, я не Галя. Игорь Наэль знал, что меня зовут Ирой. - И почти

теряя сознание добавила: - А ты не Игорь Наэль.

 

Она произнесла то, о чем думала, и эти слова, смысл которых дошел до

нее, были ее последними словами: она лишилась чувств. Я успел

подхватить ее, взял на руки, поднес к скамье у остановки и бережно

опустил ее на нагретый солнцем пластик. Она стала дорога мне, эта

земная девушка. Теперь выхода не было. Я вынужден сказать ей правду.

Но сначала надо было привести ее в чувство. Со мной были некоторые

лекарства, взятые с корабля. Я вынул маленькую трубочку и на секунду

поднес ее к лицу Эн. Этого было достаточно. Эн порозовела, глубоко

вздохнула и открыла глаза. Некоторое время она недоуменно смотрела

вокруг, затем увидела меня.

 

- Игорь... - произнесла она и вдруг запнулась.

 

Ее глаза потемнели казалось еще больше. Она вспомнила все и опять

была близка к беспамятству. Но огромным усилием воли она сохраняла

спокойствие и только ее бледность показывала, чего стоило оно ей.

 

- Ты двойник Игоря, - неестественно спокойно произнесла она. - Где

Игорь?

 

- Я объясню тебе все, - попытался сказать я, но она, казалось, не

слушала меня и так же спокойно продолжала:

 

- Почему вы живете под его фамилией? Где он? Вы убили его.

 

- Эн... - начал было я, но она перебила меня:

 

- Не смейте называть меня так!

 

- Ну хорошо, Ира. Выслушай меня. Я знал, что тебе тяжело будет

услышать это, но все равно рано или поздно бы все открылось. Ведь

земляне когда-нибудь достигли бы 61 звезды Лебедя.

 

- Господи, при чем здесь какая-то 61 звезда Лебедя? - почти плача

воскликнула Ира. - Где Игорь?

 

- Для этого я и пригласил тебя в Тянь-Шань. Я решил тебе одной

открыть тайну, которую остальные люди узнают еще неизвестно когда.

Едем к аэропорту.

 

Ира встала с каменным холодным безразличным лицом, позволила взять

себя за руку и усадить в монорельс.

 

С таким безучастным лицом она просидела в махолете, невидящими

глазами глядя сквозь прозрачную стенку. Лишь один раз она как бы

очнулась и спросила меня:

 

- Вы все-таки ответите мне, где Игорь?

 

- Его нет. Он мертв, - коротко ответил я.

 

- Вы убили его?

 

- Нет. Он замерз в снегу.

 

Она повернулась к стенке и ее лицо опять сделалось отчужденным. Она

даже не поинтересовалась, откуда я знаю все про Игоря.

 

Я был в отчаянии. Что я наделал! Теперь она расскажет всем о странном

двойнике Игоря Наэля. Я не боялся, что меня будут подозревать в

убийстве, посадят в тюрьму, так называются у землян эти здания, о

котором я никогда не слышал на Сьаройе. Я не боялся этого - для

"гон-сальэса" не существует никаких замков, я просто не хотел, чтобы

мой уход из этого мира был таким. Я хотел уйти, передав все знания

могучей цивилизации, чтобы обо мне долго помнили. Но не так. Чтобы

этого не случилось, я должен все объяснить Ире. А она совершенно ушла

в себя.

 

Я вынул из кармана крохотный приемник и настроил его на волну пещеры.

Тихие прерывистые сигналы - все в порядке. Махолет снижался недалеко

от Алма-Аты, там, откуда я начал свой первый полет в автомате,

построенном чужим разумом.

 

Мы вышли. Ира по-прежнему безразлично давала вести себя за руку,

совершенно не глядя, куда мы идем. Отсюда в горы шел скоростной

монорельс. Он доставил нас к месту разработок ископаемых. Этот

монорельс мчался по гигантскому кольцу вокруг всего Тянь-Шаня, огибая

огромные котлованы разработок, в которых работали автоматы. По этой

же линии шли грузовые монорельсы, тянущиеся иногда метров на

восемьсот в длину.

 

Площадка опустила нас на землю. Отсюда до пещеры оставалось около

трех километров. Я попытался заговорить с Ирой, но она была настолько

занята своими мыслями, что не слышала меня. Я хорошо понимал ее и

потому замолчал. В полном молчании мы дошли до пещеры. Вот узкий

вход, за которым иной, неземной мир, чужая техника, чужие сплавы и

формы. Я спустился сам и помог спуститься Ире. Она наконец очнулась и

с удивлением осмотрелась.

 

- Зачем вы привели меня сюда? Вы здесь убили Игоря?

 

- Я не убивал его, пойми! - почти закричал я.

 

- А где же он?

 

Я опустил голову.

 

- Я же говорил тебе... он замерз в снегу.

 

- Где его тело?

 

- Я уничтожил его.

 

- Зачем?

 

- Чтобы никто не знал, что под маской Игоря Наэля скрывается неземное

существо! - крикнул я.

 

- Кто? - Ира опять побледнела. - Кто? - повторила она.

 

- Неземное существо, - твердо сказал я.

 

Ира недолго молчала.

 

- Жалкий убийца! И ты думаешь, что я поверю тебе? Не думай, что ты

умнее других!

 

Я решительно бросился к цилиндру, открыл его и спросил:

 

- Ты хочешь увидеть мое настоящее лицо?

 

- Мне это совершенно безразлично. - Она пожала плечами.

 

- Так смотри.

 

Я вынул фотографию и развернул ее. Она взглянула, отшатнулась, потом

взглянула еще.

 

- Кто это? - Она почти прошептала это.

 

- Это я.

 

- Но это же  н е   ч е л о в е к, - очень тихо произнесла она.

 

- Да, я не человек. Я космонавт, прилетевший с 61 звезды Лебедя.

 

- Ты лжешь! - Сощурив глаза, она в упор смотрела на меня, но потом не

выдержала и слезы ручьем полились из ее глаз.

 

Все, что накопилось у нее на душе, все свое горе она оплакивала в

этих слезах. Как все же дорога она мне, эта земная девушка со

странным для моего слуха именем Ира. Но Игорь Наэль, видно, был ей

дороже...

 

- Значит, ты не веришь мне?

 

- Нет, нет, нет! - сквозь слезы прокричала она. - Игоря нет уже

больше пяти лет и все это время под его лицом прятался ты. А кто ты я

не знаю и ие хочу знать. Я знаю только одно: ты убил Игоря! Как

нашлись в тебе силы гулять, шутить, разговаривать со мной, ждать

меня, улыбаться мне? - Слезы покатились еще сильней. Она подняла ко

мне мокрое от слез лицо и прокричала: - Откуда явился ты, убийца

Игоря?

 

Я больше не мог вынести ее слез. Выхватив из внутреннего кармана

тетрадь - мой дневник, который я всегда носил при себе, я протянул

его ей.

 

- На, читай, и ты узнаешь все. Читай, если ты хочешь узнать правду

обо мне и об Игоре.

 

Она взяла тетрадь, а я сел напротив и глубоко задумался о разных

человеческих чувствах, столь сильно проявившихся у Иры, моей земной

Эниэи, о том, как все-таки плохо я знаю внутренний мир землян.

 

Незаметно текло время. По лицу Иры можно было догадаться, какое место

записей она читает. Вот ее лицо выражает сочувствие - она жалеет

меня, ведь я остался один на чужой планете. А вот она с недоверием

всматривается в страницы - я ложусь в "Армос". Начав читать, она

часто, как ребенок всхлипывала (она ведь и была ребенком по сравнению

со мной), но затем, постепенно увлекаясь записями, она успокоилась и

уже не замечая окружающего, углубилась в чтение. Молчание окутало

пещеру. Постепенно темнота сгущалась, обступала нас со всех сторон. Я

включил свет в "Армосе". Ира даже не заметила этого. Она ушла из

окружающего мира в мир, который открылся в моих записях, в моих

мыслях. Но я видел, что Ира принимает эти записи не как

действительность, а просто как увлекательный фантастический рассказ.

Она не верила мне по-прежнему. Она дошла до места, где я описывал

встречу с первым землянином - Игорем Наэлем. Слезы опять покатились

из ее глаз. Она поняла, что все это правда.

 

- Как твое имя? - неожиданно спросила она меня.

 

- Мое имя ничего не скажет тебе.

 

- Но все-таки как твое имя? - продолжала настаивать она.

 

- Юньэол.

 

- Но я никогда не слышала такого имени.

 

- Ты никогда не была на Сьаройе.

 

- Так значит... все это правда? - прерывающимся голосом прошептала

она.

 

- Да.

 

- Не может быть. Я не верю. Ты не мог прожить пятьсот миллионов лет.

Где же этот аппарат?

 

- Вот он. - Я указал на "Армос".

 

- Этот цилиндр ничего не говорит мне.

 

- Ты встречала в записях слово "гон-сальэс"?

 

- Да.

 

- Ты сейчас увидишь его.

 

Я достал темный прямоугольник "гон-сальэса".

 

- Но где доказательства того, что это и есть прибор, описанный, как

ты утверждаешь, в  т в о и х  записях?

 

- Они будут. Смотри.

 

Я нажал кнопку. Ира тихо вскрикнула. Темная дыра уходила в глубь

пещеры.

 

- Но это бывает только в фантастических романах, - проговорила она.

 

- Это бывает и наяву.

 

Она все еще не могла поверить во все это.

 

- Я кажется сплю. Сейчас я проснусь, - по-детски проговорила она.

 

Она закрыла глаза и просидела так минуты две. Открыв глаза, она

сказала:

 

- Значит, это правда. Но это как-то не укладывается в голове. Я ведь

встречалась с этим только в книгах и всегда думала, что встреча с

обитателями другого мира произойдет еще через много лет. И вдруг мой

товарищ Игорь Наэль оказывается представителем этого другого мира. Я

никак не могу осознать все это.

 

- Да нет, - возразил я. - Я не Игорь Наэль. Я просто принял его

облик. Ты не дочитала до конца. Читай дальше.

 

Ира опять стала читать. Когда она кончила, на ее лице появилось

непередаваемое выражение.

 

- Так ты... тоже любишь меня?

 

- Да.

 

- На той планете, откуда прилетел ты, живут благородные... - она

поколебалась, потом произнесла: - благородные люди. Ты не хотел,

чтобы я узнала правду и ты заменил мне Игоря. Но ты хочешь вернуться

назад?

 

- Для этого я и проспал миллионы лет.

 

- А я?.. - Ее голос прервался. - Останусь одна. Ты заменил мне Игоря,

ты любишь мяня, и я полечу с тобой.

 

- Ира, ты говоришь это, когда видишь знакомое лицо Игоря. Но я,

Юньэол, не такой. Ты же видела мою фотографию. У себя на родине я

опять приобрету свой истинный облик и ты окажешься вместе с неземным

существом.

 

- Покажи ее мне еще раз.

 

Она с напряженным вниманием вглядывалась в мои настоящие черты.

 

- А ты ведь похож на человека. - Она повернулась ко мне, задумалась,

потом сказала не для меня, а так, про себя, подумала вслух: - Неужели

это правда? Неземное существо и я. Неземное существо... - Она

тряхнула головой и сказала, теперь обращаясь ко мне: - Ничего,

привыкну.

 

Я был счастлив. Моя Эниэя летит со мной, летит на мой далекую родину.

 

Мы вышли из пещеры. Над нами раскинулся гигантский звездный купол. Я

всей грудью вдыхал земной воздух и думал, что все больше и больше

люблю мою вторую родину - Землю - одну из планет системы Солнца, что

я понял разум человека и что я сам все больше и больше становлюсь

похожим на землянина.

 

- Где твоя родина? - тихо спросила Ира.

 

Я отыскал в глубине неба крохотную звездочку, шлющую сюда, на Землю,

слабый свет, звездочку, вокруг которой обращается моя планета, лучше

которой нет во всей Вселенной. Этот свет, к которому были безразличны

все люди, согревал меня и как бы посылал мне привет через бескрайние

дали пространства. Скоро я вернусь назад и привезу с собой сокровище

звездных миров - земную девушку Иру, равной которой нет во всем

космосе, девушку, в которой воплотились черты далекой Эниэи.

 

Мы просидели до утра, каждый думая о своем. Забрезжил рассвет.

Порозовели белые вершины гор и багровое солнце поднялось над

Тянь-Шанем. Наступило утро. Обычное утро обычного земного дня. Но

накануне этого утра произошли перемены в моей жизни. Я открыл свою

тайну единственному человеку из четырех миллиардов населяющих Землю,

человеку, который полетит со мной.

 

*

 

Сегодня я познакомился с историей государства, в котором жил и

которое называлось Союзом Советских Социалистических Республик. Я

узнал потрясающие факты развития и борьбы этой страны.

 

Первый год Эры Октября. Я, забыв обо всем, глядел на экран. Какие-то

люди с перекошенными лицами, открытыми в крике ртами бегут к зданию

Зимнего дворца, которое я видел в Ленинграде. Многие падают. Яркие

лучи перекрещиваются над площадью. "Этот день навсегда вошел в

историю человечества", - говорит диктор. Годы строительства. Великая

Отечественная. Нечто похожее было и на моей родине. Война длилась

почти девять земных лет и закончилась полной победой моих миролюбивых

земляков. Все завоеватели были уничтожены. Но на Земле произошло не

это. Америка упорно рвется к атомному оружию. Пятьдесят восьмой год

Эры Октября. Стычка в океане. Гибнут три американских корабля.

Потоплена советская атомная лодка. Все войска Советского Союза

приведены в боевую готовность. Вот тот миг, в который могла быть

истреблена цивилизация землян. Если бы это случилось, я не смотрел бы

этот фильм и не мечтал бы вернуться на родину. Напряжение достигает

наивысшей точки. Боевые машины уже заведены. Полная тишина. Но кризис

миновал. Соединенные Штаты побоялись напасть на Советский Союз.

Облегченно вздохнули люди. Опять потекла привычная жизнь. Земные

корабли покоряют Марс, Венеру. Идут штурмы четырех гигантов системы -

Юпитера, Сатурна, Урана и Нептуна. Первые звездолеты выходят за

орбиту Плутона. Луна превращена в источник добычи различных

ископаемых. Грузовые корабли бесконечной вереницей идут к Земле. На

центральной планете человечества тоже происходят перемены. Потекли

вспять северные реки Печора и Вычегда. Их воды вливаются в Каспийское

море. Заселяется Антарктида. Люди пытаются растопить льды

"айсматерика". Но побережье материка Северной Америки сплошь

заполнено всевозможными аэродромами и ракетными центрами. Спутники,

начиненные всевозможными видами оружия, кружатся по орбите вокруг

Земли. 76 лет прошло с первого дня Октября. Земля приобрела кольцо.

Гигантский кольцевой спутник, построенный совместными усилиями всех

народов Земли, медленно плывет над планетой. Все газеты мира следили

за этой грандиозной стройкой века. Спутник вступил в строй уже через

четыре года после того дня, когда первые ракеты с материалом

поднялись с Земли. В спутнике расположились научные институты и

лаборатории всех стран мира, там делаются все величайшие открытия

землян. Именно там был разработан проект фотонного корабля, который

будет летать со скоростями в тысячи километров в секунду. Одним из

них был "Прометей". Но это еще начало. Корабли типа "Прометея" могут

развивать скорость, которая составляет четвертую часть световой.

 

За такими кораблями последуют звездолеты, которые вплотную

приблизятся к световому барьеру и, кто знает, может быть преодолеют

его.

 

Первый год XXI века. Люди достигли Плутона. На Марсе строится кольцо

заводов-автоматов для постройки звездолетов и ракет, летающих в

пределах системы. Люди упорно стремятся вперед, к звездам.

 

Второй год нового века. Стерты границы между почти всеми европейскими

странами. Отныне это единое государство - Союз Советских

Социалистических Республик. Луна стала центром пищевой промышленности

системы. В восемьдесят седьмом году Эры Октября первый автоматический

корабль землян достиг ближайшей к Солнцу звезды - Телемака. Во всей

системе построили станции наблюдения за планетами и Солнцем.

 

Две тысячи седьмой год мирового календаря. Величайший триумф науки! Я

с волнением и радостью смотрел на экран. Медленно, словно нехотя,

гигантский звездолет поднялся над поверхностью земного спутника и,

набирая скорость, устремился к другому звездному миру - тройной

звезде Телемак. Корабль вел астролетчик Геннадий Ильин. Он летел

один. Через несколько лет корабль вернулся на Землю. Он не отвечал на

позывные. Люди предчувствовали недоброе. Корабль сел на Титане, где

он должен был пройти стерилизацию. Тело астролетчика лежало в рубке у

пульта. Ведь это был первый земной звездолет с человеком на борту.

Защитные экраны были еще слишком несовершенны. Метеор пробил навылет

борта корабля и умчался дальше в глубины космоса, чтобы подкараулить

там очередную жертву... Первый же межзвездный перелет окончился

неудачей. Люди готовились к нему восемь лет и не зря. Ильиным был

собран богатейший уникальный материал о главном светиле системы,

состоящем из трех компонентов и о планетах, которые вращались вокруг

него.

 

А на Земле жизнь текла своим чередом. Но не переставая кружились над

головами людей спутники, начиненные смертью. Две тысячи девятый год.

Великая Американская война. Рабочие поднялись на борьбу против

капиталистов. Но у них нет оружия. Атомными взрывами изуродован

Североамериканский материк. В той войне капиталисты не жалели

средств. Стерты с лица земли Нью-Йорк, Филадельфия, Чикаго.

Полуразрушен Вашингтон. Лучевая болезнь поражает людей. В этой войне

победили все же капиталисты. Эхо атомных взрывов докатилось до

Советского Союза. Но оно не страшно его народам. На спутнике-кольце

изобретено лекарство против лучевой болезни. "Советам не грозит

атомная опасность!" - кричат заголовки иностранных газет. Все-таки я

не могу до конца понять людей Земли, этой планеты парадоксов. Люди

стремятся к звездам и в то же время пытаются разнести по кускам свою

планету. Странная, очень странная планета.

 

Одиннадцатый год двадцать первого века. Земные звездолеты достигли

звезды Барнарда, небесного объекта, удаленного от землян почти на

шесть световых лет, и опустились на его темный спутник. Все более

увеличивающимся темпом идет освоение человеком дальнего космоса. На

очереди Вольф 359 и Сириус. 16 год XXI века. Покорена звезда Лаланд

21185. Люди стремятся к звездам.

 

В две тысячи семнадцатом году, когда я был в полете к Сириусу, Земля

отмечала столетие со дня Великой Октябрьской Социалистической

революции. Праздник шел по всей планете. Более грандиозных празднеств

еще не видела Земля. В этот день открылся космодром на Плутоне.

Искусственная атмосфера, мягкий и яркий свет на стартовых площадках.

Рядом Центр лазерной связи. Отсюда к улетевшим кораблям будет

направлен тонкий луч света, несущий в себе информацию. Корабль уже

давно скроется из "глаз" телескопов, а из глубин космоса все еще

будут идти передачи. Лазер состоит из стержня-излучателя, который

получает энергию от сфокусированных на нем солнечных лучей. А в

космосе ничто не мешает собирать солнечный свет. Все корабли будут

иметь установки для "собирания" света и передачи информации на Землю.

"Проблема связи в космосе решена", - говорит диктор. Но он ошибается.

Корабли Сьаройи в мое время уже осваивали передачи на гравиволнах. Да

и все планеты Галактического клуба также передают сообщения на этих

волнах тяготения. В Галактический клуб входят планеты, корабли

которых уже вышли в дальний космос.

 

Во время моего отлета к Солнцу сьаройяне уже освоили окрестные звезды

- Цинциннати 2456, ВД +5 град. 1668, Крюгер 60, Росс 614, Альтаир,

Фомальгаут и другие. (Так их названия звучат на земном языке). Солнце

не привлекало внимания сьаройян. Заурядная звезда, спектрального

класса Же-0, типа "карлик", с температурой 6000 градусов на

поверхности. Но я отвлекся. Наши приборы не раз регистрировали

непонятные сигналы на гравиволнах. Видно, в Галактике имеются еще

бесчисленное множество обитаемых миров, ушедших в развитии и от моих

земляков, и от землян.

 

Что же такое гравиволны? Люди Земли уже знают о них. Когда одно

массивное тело обращается вокруг другого, например, Земля вокруг

Солнца, то возникают гравитационные волны, которые можно использовать

для целей связи. Земляне еще не имеют таких тонких приборов, которые

могли бы зарегистрировать гравиволны. Но это дело недалекого

будущего.

 

Две тысячи девятнадцатый год. На легких опорах взлетел высоко в небо

гигантский космодром, сооруженный на экваторе, между Южной Америкой и

Океанией. Это место выбрано не зря. Вес вещей у экватора уменьшается

- уменьшается и расход топлива.

 

Третий год второго века Эры Октября. Сверхпроводимость работает на

людей. Созданы полимеры, которые и в обычных условиях остаются

сверхпроводимыми. Над сверхпроводящими дорогами парят корабли без

моторов для перевозки людей и грузов. Я уже видел их в Москве.

Энергия переправляется без проводов, а "энергия - ключ прогресса" -

это высказывание справедливо и в двадцать первом веке.

 

Сдвинут с орбиты и переведен к Земле астероид Ивар, состоящий почти

из чистой платины. Дорогое веществе берут прямо с поверхности

маленькой планетки.

 

А вот это уже неожиданно и радостно для меня. Я лежал в анабиозе,

когда два корабля с надписью "Мэйд ин зэ Ю-Эс-Эс-А", летящие в

групповом полете, достигли звезды Росс 154. Один из кораблей остался

у этой звезды, а другой ушел к Россу 248. Затем оба корабля легли на

обратный курс. Росс 154 и 248 - это близкие к Линекье - 61 Лебедя -

звезды. Я был там. Скоро я вернусь на родину. Сегодня я подам

заявление на полет к 61 Лебедя. А может быть за время моего полета к

Сириусу экспедиция уже ушла к шестьдесят первой? Я торопил кадры.

 

Две тысячи двадцать третий год. В состав Союза вошли страны

Скандинавского полуострова. Используя сверхпроводимость, люди

пересылают энергию на другие планеты системы.

 

Сто восьмой год Эры Октября. Покорена звезда Лойтена. Это уже совсем

близко к 61 Лебедя! Чувство огромной радости охватило меня. Скоро,

уже скоро я вернусь назад.

 

Две тысячи двадцать девятый год. Осуществлен грандиозный план: Земля

сменила орбиту. Это решало многие проблемы. Более горячее Солнце

начало растапливать льды Антарктиды, холодные районы получили свет и

тепло, там зацвели южные деревья и цветы. Вместе с тем от толчка

разрушатся все непрочные постройки, останутся только самые лучшие. Я

никогда не видел подобного - ведь Сьаройя ближе к своей звезде, чем

Земля к Солнцу и необходимости в перемене климата не было. Мощные

двигатели установлены у Северного полюса планеты. По всей планете

объявлена готовность. Три, два, один... Нажатие кнопки - и мощный

толчок, по сравнению с которым землетрясения кажутся легкой дрожью,

потряс планету. Люди не зря готовились к этому несколько лет. Города,

"завернутые" в силовые поля, не пострадали. Жизнь опять потекла своим

чередом. "Люди готовятся штурмовать звезды Эпсилон Эридана и

шестьдесят первую Лебедя. Человечество проникает все дальше в глубины

Вселенной!" - голос диктора звучал у меня в голове.

 

*

 

Страшный гул, грохот и скрежет заполнил космодром. Это садился

корабль космодромной службы, который все астролетчики, в том числе и

я, называли "много шуму из ничего". Корабль вполне оправдывал свое

название. Маломощный космический грузовик верно служил людям еще в

эпоху электрических ракет. Ему давно пора было на слом, но его

почему-то оставляли, и издалека можно было узнать, что "много шуму из

ничего" вернулся из полета.

 

- Игорь! - услышал я чей-то голос.

 

Я оглянулся - ну конечно это была Ира. Она шла ко мне, улыбаясь, как

мне показалось, с какой-то грустью. Да и глаза у нее были грустные.

 

Я встал и направился к ней. Неожиданно сильнейший взрыв потряс

воздух. Я оглянулся. На месте "много шуму из ничего" поднималось

кипящее бурое облако, сверкающее языками пламени. Огромные обломки

корабля посыпались вокруг. Один из обломков упал на то место, где до

этого стоял я. Если бы меня не окликнула Ира, то... - подумал я. Это

"то" я представлял себе. Обезображенный обгорелый труп - это все, что

осталось бы от Юньэола. Прощай Земля, прощай, Ира, прощайте, мечты о

возвращении на родину. Но надо действовать. Огонь подбирался к

цистернам с горючим.

 

Через несколько мгновений мои мысли могут сбыться. Люди стояли,

растерявшись. Я рванулся вперед, к бушующему пламени, которое уже

лизало цистерны. К моему счастью, материал, из которого они были

сделаны, нагревался очень медленно и я успел. На ходу я расстегнул

"молнию" кармана и вынул излучатель силового поля, который всегда

носил при себе. Невидимое поле окружило очаг огня, отгородив его от

цистерн. В это время я не думал о возможных последствиях. Люди могли

создавать силовые поля, используя гигантские установки. Такого

аппарата у них еще не было.

 

Пламя, отгороженное от цистерн, начало стихать. Гореть больше было

нечему: поверхность космодрома не поддавалась горению - ведь ей

приходилось каждый день подвергаться действию больших температур.

 

Я выключил излучатель и устало опустился на землю. Пламени уже не

было видно, только густой дым поднимался над местом взрыва. Отовсюду

бежали люди, но их помощь уже не была нужна.

 

Я услышал за спиной чей-то голос:

 

- A где пилот? Он взорвался?

 

Я обернулся и увидел двух людей, явно не из космодромной службы. По

всей вероятности, это были пассажиры лайнера Земля-Марс-Земля,

который приземлился минут десять назад.

 

- Корабль управлялся автоматически, - ответил я.

 

- Но почему он взорвался?

 

- Это старье рано или поздно должно было взорваться. За это еще

кто-то поплатится.

 

Толпа людей уже окружила место взрыва. На специальных воздушных

автомобилях прилетели пожарные. Я подумал, что мне будет лучше уйти.

Может быть, кто-нибудь видел, что делал я , начнутся расспросы,

следствие и все это может приподнять завесу моей тайны. Я встал,

прошел через толпу и направился к зданию космопорта. Чьи-то легкие

шаги послышались за моей спиной. Меня догнала Ира.

 

- Игорь, ты куда?

 

- А что здесь делать? Никто ведь не пострадал, а эта рухлядь все

равно бы когда-нибудь взорвалась.

 

- А как ты потушил пожар?

 

Я вынул излучатель.

 

- С помощью этой штуки.

 

- А что это?

 

- Вы, земляне, уже знакомы с этим. Два года назад Земля сменила

орбиту. В это время ты была на планете?

 

- Нет. Я была у сестры на Марсе.

 

- Но ты конечно знаешь, почему не пострадали города?

 

- Да. Города были окружены силовыми полями.

 

- Ну вот этот прибор и есть излучатель силового поля, только он в

сотни раз меньше земных установок.

 

Ира шла рядом, задумавшись.

 

- Я все время думаю, насколько ты старше и умнее меня. Ваша

цивилизация так далеко ушла вперед...

 

Она, сощурив глаза, задумчиво посмотрела на солнце и опять сказала:

 

- Я говорю "ваша цивилизация", а представить себе этого не могу. Как

это ты, такой близкий и, - она помолчала, подыскивая слово, - и

земной в самом деле представитель далекой планеты.

 

- Ничего, Ира, со временем ты поймешь это.

 

Мы медленно вышли из центрального входа космопорта.

 

- Да, ты же говорил, что идешь в здание космопорта.

 

- Там разберутся и без меня.

 

Без слов, словно сговорившись, мы пошли по улице Октября, уводящей

нас в противоположную сторону от дома.

 

- Зачем ты пришла на космодром?

 

- Тебя вызывал какой-то Сазонов из Центра Покорения Космоса. Я как

раз зашла к тебе взять микрофильм и тут вызов. Я сказала, что тебя

нету дома.

 

- Но об этом ты могла сообщить мне по личному радио.

 

Ира опустила глаза и чуть покраснела.

 

- Я хотела повидать тебя.

 

Мы молча прошли всю улицу и свернули на проспект Дружбы.

 

О чем хотел поговорить со мной этот Сазонов из Центра Покорения

Космоса? Из Центра? Неужели...

 

- Ира, - быстро спросил я, - этот Сазонов больше ничего не говорил?

 

- Он сказал, чтобы ты пришел в пять. Пятьдесят восьмой зтаж, двадцать

четвертая комната.

 

- И все?

 

- Все.

 

Я включил радиочасы: три сорок три.

 

- Еще успею сходить домой.

 

Издалека видны ярко горящие даже днем буквы: "Остановка "Гостиница

"Земля". Гигантское здание, у центрального входа вмонтировано два

экрана, на которых видны обе стороны земного шара. Над крышей здания,

поддерживаемый магнитными полями, медленно вращался огромный голубой

шар Земли. Рядом с гостиницей, на крыше одного из домов - остановка

воздушного автобуса. Подъемная площадка несет нас вверх. Крыша со

всех сторон закрыта прозрачным пластмассовым куполом. Он защищает от

дождя и снега. Ведь пассажиры здесь бывают и ночью, когда метеорологи

собирают над Москвой тучи. Под куполом расположились легкие скамьи.

На многих сидят люди. Я подошел к прозрачному барьеру. Казалось, еще

шаг - и ты упадешь вниз, в широкую пропасть, на дне которой мчатся

авто и идут люди.

 

У меня немного закружилась голова и я отошел в сторону. Со стороны

Красной площади показался воздушный автобус. Он подлетал все ближе -

под действием луча, посылаемого автоматами, управляющими автобусом,

купол открылся. Автобус мягко лег посреди крыши. Шестьдесят первый

номер - и сразу вспомнилась 61 звезда Лебедя и опять воспоминания

охватили меня.

 

- Игорь, ты заснул, что ли? - голос Иры возвращает меня к

действительности. Я поспешно сажусь в автобус. Рядом с Ирой сидит

какой-то гражданин представительного вида и чересчур внимательно, как

мне кажется, глядит на нее. Я спрашиваю ее о чем-то, стараясь всем

своим видом показать, что эту девушку я знаю больше, чем он.

Гражданин отвернулся и углубился в телегазету - портативный телевизор

он вынул из кармана.

 

Вот и площадь Солнца. Мне надо выходить. Жму руку Иры. Она задержала

мою руку в своей.

 

- Когда придешь из Центра, провидеофонь мне. Скажешь, что тебе

говорили.

 

Мне кажется, что она знает, зачем вызывают меня. Да я и сам уже

начинал догадываться.

 

Автобус плавно ушел вверх и через несколько мгновений смешался с

потоком аппаратов, летящих пo воздушным магистралям столицы.

 

*

 

Вокруг гигантского стержня кольцами бежали этажи. Каждое кольцо

соединялось со следующим лифтом, идущим в середине стержня. В самом

стержне, толщиной метров 400, находились залы, лаборатории, кабинеты.

С высоты птичьего полета Центр был виден в виде колеса, скрепленного

спицами. Ободами колеса служил самый верхний - 110 - кольцевой этаж,

а спицами соединения между стержнем и кольцом. В этом огромном

здании, выросшем на бывшей окраине Москвы, хранились, обрабатывались

и исследовались все материалы, касающиеся космоса. Это гигантское

здание было хранилищем всех сведений, полученных человеком о

Вселенной. Именно сюда и прилетел я.

 

По движущейся дорожке я подошел к 110-этажному зданию, вершина

которого уходила ввысь почти на четыреста метров, и вошел внутрь.

Первое, что бросилось в глаза - это гигантский план здания,

занимающий всю стену. Я нашел 58 этаж и 24 комнату. Ага, она в

кольцевом этаже. Вошел в помещение для лифтов - их было около

тридцати, встал в один из них и через мгновение очутился на нужном

мне этаже. Несколько дорожек текли по коридору в разных направлениях.

Я встал на дорожку и поехал к 24 комнате. Я сошел перед дверью с

номером "24". На ней было написано: "Отбор астролетчиков для первых

полетов к неисследованным небесным объектам". С волнением я открыл

дверь - ведь сейчас решался вопрос, вернусь ли я скоро на родину или

же буду ждать этого до тех пор, пока полеты к 61 Лебедя не станут

такой же обыденностью, как, скажем, перелеты Земля - Луна.

 

Из-за столика мне навстречу поднялся высокий полноватый человек.

Сазонов, догадался я.

 

- Наэль, - полувопросительно, полуутвердительно сказал он.

 

- Да, - ответил я почему-то хриплым голосом.

 

- Садитесь, пожалуйста. - Сазонов указал на кресло.

 

Решается судьба человека, а он: "Садитесь, пожалуйста!" - с

неприязнью подумал я. Еще пригласил бы выпить чашку редена.

 

А Сазонов как будто нарочно не торопился говорить. Он подошел к

стенному шкафу, долго рылся там, потом достал какой-то пластмассовый

лист и начал что-то писать. Прошли три томительные минуты.

 

Хочет смягчить удар, подумал я. Чтобы я успел подготовиться. Ясно, не

приняли.

 

И когда мое терпение начало иссякать и я почти с ненавистью смотрел

на голову Сазонова с небольшой лысиной, которую он старательно

прикрыл волосами, Сазонов кончил писать, поднялся, подал мне листок и

сказал:

 

- День на сборы, послезавтра вылетаете на Ганимед, ознакомитесь с

кораблем, вы ведь, кажется, пилот? Это направление к командиру

экспедиции и пропуск на вылет с Земли.

 

Я готов был расцеловать этого человека. Он сразу стал почти родным и

мне все уже нравилось в нем: и манера писать, то и дело встряхивая

ручку, хотя паста подавалась к перу нормально. Эта привычка осталась

у него от эпохи так называемых "чернильных" ручек, которые очень

плохо писали; и лысина, прикрытая волосами и значок "Почетный

астролетчик" на пиджаке. Ему было уже за шестьдесят, но сеанс

омоложения сделал свое дело: Сазонов выглядел очень молодо для своих

лет. Не переставая бормотать слова благодарности я выскочил за дверь

и, ликуя от радости, чуть не побежал по коридору. В этой

пластмассовой пластинке, которую я нес в руках - путь назад, на

родину. Дорога открыты - и после пятисот миллионов лет я снова буду

среди своих земляков.

 

Не помню, как я пришел домой. Все во мне пело и ликовало. Я свалился

на кровать и заснул счастливым сном. Мне снилась моя планета, мои

земляки, звенящие ручьи и шум больших городов... Если бы я мог знать,

что ждет меня на самом деле...

 

*

 

С того часа, когда я прибыл на Ганимед, прошло пять дней. Мною

обследован буквально каждый сантиметр гигантского, с точки зрения

землян, корабля. Он чем-то отдаленно напоминал звездолет, на котором

летели на Землю мы, и который больше не поднялся с поверхности этой

голубой планеты. Земная цивилизация идет по схожим с нашими путями

развития. Это помогло мне легко разобраться в механизмах корабля.

Знания, полученные в сьаройанской Академии, пригодились мне и сейчас.

 

Трудовой день окончен - можно и отдохнуть. Я уселся на каменную

"землю" лишенного атмосферы Ганимеда, как раз под боковой дюзой

корабля. Скоро отсюда будет рваться бушующая плазма, нагревая дюзы до

огромной температуры. Мне стало неуютно, я даже ощутил неприятный

холодок, хотя теплообогрев скафандра был включен на нормальную земную

температуру. Я вышел из-под дюзы и, оттолкнувшись от поверхности,

взлетел вверх. Тяготение на Ганимеде очень мало и здесь можно

довольно свободно "летать". Я плавно опустился на куполообразный верх

центрального отражателя, диаметром метров в... Командиром корабля был

мой старый знакомый и друг, с которым я летал к Телемаку и Сириусу -

Андрей Громов. Его "Промика" уже не было "в живых". В него врезалась

грузовая автоматическая ракета, идущая с Плутона. Возникли какие-то

неполадки в автопилоте и ракета потеряла управление. "Прометей" в это

время шел из ремонтных мастерских Фобоса на свой космодром на Землю.

Ан потом рассказывал мне об этом. Он в это время спокойно завтракал.

Автоматы подали тревожный сигнал. Ан вошел в рубку и увидел эту

"чертову бестию" - так непонятно выразился он, несущуюся прямо на

"Прометея". Можно было уничтожить ракету из бортовых излучателей

энерголучей, но Громов решил обойти ракету стороной. Проворная ракета

оказалась быстрее тяжелого звездолета и врезалась в топливный отсек.

От взрыва, разнесшего весь корабль, Ан вылетел в пространство и летал

там до тех пор, пока его позывные не услышал грузовик "Коммунист" и

не принял его на борт. А кислород в баллонах уже кончался. "Я верю в

свою звезду. Ведь я родился под знаком Юпитера, а никто не осмелится

покуситься на жизнь того, кому покровительствует сам бог планет", -

пошутил Ан. Правда, я почти ничего из этой шутки не понял. Ана

перевели на "Россию", он ведь тоже подавал заявку на полет. И опять

мы с ним вместе. Но теперь ненадолго. Я лечу только в один конец. Но

я обязательно вернусь, чтобы взять на свою родину Иру, которая будет

ждать меня на Земле. Как там она сейчас? Мы попрощались на

космодроме. Она ждет меня на Земле. Перед полетом, а он состоится

через неделю, я вернусь на Землю. А потом... Перед моими глазами

поплыли картины детства. Подросток с широко открытыми глазами,

впервые пришедший на космодром... Именно тогда у меня родилась мечта

стать "крюмеоном" - пилотом. Юноша, задумчиво рассматривающий схемы

устройства корабля... Пилот, впервые поднявший в космос гигантский

корабль... Наконец, один из участников экспедиции к Солнцу. Я

старался представить, как теперь выглядит моя родина, но не мог. За

многие миллионы лет все изменилось. Может быть сьаройяне покинули

свою планету и переселились поближе к Центру Галактики или же

рассеялись по всей Вселенной. Может быть... Можно было строить

множество предположений и не быть уверенным, что они окажутся

верными. Скоро, теперь скоро я узнаю правду.

 

*

 

Последняя ночь перед стартом. Она пронизана мерцающими лучами далеких

звезд, запахом травы и цветов. Ночь вдали от городов особенно тиха и

темна; она не озарена огнями города и никакой звук не осмеливается

потревожить сонной тишины. В такую ночь хорошо молча сидеть вдвоем и

слушать, как ветер шумит в траве, как свистит одинокая птица и

видеть, как мягкая темнота густым покрывалом обволакивает землю,

заглушает звуки. Видеть, как постепенно тает мрак, медленно гаснут

звезды. Лишь самые яркие горят в голубеющей глубине, но первый луч

солнца, тонкий как лезвие кинжала, стирает последних вестников ночи.

Из-за горизонта медленно выплывает край солнца. Пробуждается земля и

мир наполняется шелестом, щебетом, свистом. И лишь для тебя одного не

существует ничего, кроме любимых глаз. Это последняя встреча. Потом

будут долгие годы разлуки. Я буду лежать в анабиозной камере

звездолета, а Ира - во Дворце Ожидания на Земле. Последние часы

вместе.

 

Солнце уже давно поднялось над планетой, а мы все сидели и молчали.

Кто знает, что думал каждый из нас? То, что думают близкие люди перед

разлукой. А Ира стала мне близкой. Наверное, такое случается впервые

- девушку с планеты Земля любит неземное существо, "гость извне", из

созвездия Лебедя.

 

*

 

Остались позади приветственные речи, праздники в честь отлета

"России". Под ногами почва Ганимеда. Шаг, еще один. Сколько осталось

до корабля? Я поднял голову - первые космонавты уже становились на

подъемную площадку. Еще шаг. Я на площадке. Гляжу вниз, на людей,

провожающих нас. Впрочем, проводы были на Земле, перед вылетом к

Ганимеду, теперь здесь стоят только работники космодрома. Вся Земля

смотрит на нас - старт корабля показывают по всем программам

космовидения. Почему-то я подумал, что на экранах корабль стартует в

тот момент, когда он будет уже далеко от Сатурна. Все-таки свет идет

... Я часто видел, как космонавты уходят внутрь корабля. За ними

закрывается тяжелый люк, а что же дальше? А ничего. Мы вошли в

центральный отсек и легли в противоперегрузочные гамаки. Прошло

несколько томительных секунд. Мертвое молчание... Внезапно раздался

толчок и на грудь навалилась свинцовая тяжесть.

 

- Поехали, - нервно засмеялся Громов.

 

Я принял таблетки против перегрузки и закрыл глаза.

 

"Россия" уходила все дальше от Солнца, устремясь к 61-й звезде

Лебедя.

 

И все-таки я вернусь, потому что никогда не смогу забыть Землю.

Планета, которая стала моей второй родиной, навсегда останется в моем

сердце. Жди меня, Земля!"

 

*

 

Эти записи были оставлены в центральном здании космодрома

Москва-пять. С тех пор прошло много лет. "Россия" не вернулась из

первой экспедиции к 61 звезде Лебедя. До Земли дошла последняя

передача, посланная лазерной установкой корабля: "По неизвестной

причине взорвались контейнеры с планетарным горючим. Из корабля

катастрофически быстро уходит воздух. Одеваем скафандры, выходим в

космос. Это конец. Прощайте, люди Земли! Громов".

 

Правда это или ложь? Являются ли записи подлинным документом или же

это обычная фантастическая повесть? Ответ на эти вопросы можно

получить лишь у одного человека на Земле, у девушки по имени Ира,

которая спит сейчас во Дворце Ожидания. Она будет разбужена через год

и тогда люди узнают все. Будем ждать.

 

Книга 2.

 

Часть I. Погибший мир.

 

"Я опять "взялся за перо", как говорят на Земле, и решил продолжить

свои записи. Это уже вошло у меня в привычку. Тем более, что сейчас у

меня много свободного времени. Целыми днями я летаю над мертвыми

равнинами Сьаройи, планеты, на которой я родился и вырос и куда

вернулся спустя пятьсот миллионов лет, чтобы вновь увидеть места моей

юности, людей, которые сейчас, как думал я, населяют планету. Какое

же горькое разочарование ждало меня здесь. Планета, которую я любил,

к которой стремился через необъятное пространство и время, мечтами о

которой я жил на Земле, была мертва. Да-да, мертва, на ней не

осталось ничего живого. Теперь я знаю, что послужило причиной смерти

огромного мира. Бактерии, занесенные эвездолетом-автоматом с далекой

планеты, обращающейся вокруг одной из звезд центральной части

Галактики. Их не убил космический холод, жар атмосферы,

многочисленные пункты стерилизации. Бактерии моментально расселились

по планете. Для них не существовало никаких преград. Они убивали

мгновенно, и прежде, чем кто-либо смог что-то понять, вся планета

оказалась гигантской могилой. В космосе были сотни звездолетов, на

борту которых находились экипажи. Но все они, вернувшись на Сьаройю,

становились жертвами вируса. За многие годы бактерии уничтожили весь

животный мир и природу планеты. Моим глазам предстал заброшенный мир,

источенный неумолимым временем. Среди равнин возвышались мертвые

города, различные установки, автоматы. Я побывал возле многих из них,

и чувство горечи и боли никогда не покидало меня. Как много я

связывал со своим возвращением на родину. И теперь, когда мои мечты

не сбылись, я чувствовал себя смертельно уставшим и думал, что

никогда в жизни не буду смеяться и радоваться. И лишь одна звезда в

мрачной тьме действительности согревала меня - Ира. Я знал, что она

ждет меня, погруженная в сон, который позволит ей так же, как и мне,

перенестись через годы. Я жил теперь ради нее одной, у меня больше не

было никого во всем мире. Но нет, я не прав. Меня ждет вся Земля,

человеком которой я стал. Теперь моей родиной стала эта планета, чей

голубой свет доходит до меня и согревает сердце теплыми лучами.

 

Я видел ее на экране ракеты, которая несла меня к Ганимеду. Она

уходила все дальше, погружалась в вечный мрак и вскоре исчезла. Но я

видел ее еще не раз на экранах "России". Мощные лазеры, установленные

на борту корабля, связывали нас с планетой. Разные люди слали нам

свои пожелания. Каждый земной день я разговаривал с Ирой. Но шло

время, звездолет уходил все дальше от Солнца и изображение меркло,

терялось в ломаных линиях помех, и настал день, когда оно исчезло

совсем. В это время я говорил с Ирой, даже не говорил, а просто

смотрел на нее, стараясь сохранить ее образ, ведь слова доходили до

меня лишь через многие дни - так велико было расстояние. Внезапно

изображение померкло и больше не появлялось. Как сквозь сон я слышал

слова Громова:

 

- Лазерная связь прекращается. Мы слишком далеко удалились от Земли.

Остались аварийные лазеры для передачи важных сообщений. Использовать

их можно только в крайних случаях.

 

Я был готов в отчаянии сделать, что угодно. Помнится, я кричал что-то

бессвязное, проклинал земную технику и лазеры. Я не заметил, что с

экрана внутренней связи на меня с удивлением смотрит Громов и

успокоился только тогда, когда он холодно, "командирским" голосом,

произнес:

 

- Пилот Наэль, возьмите себя в руки, вы не маленький.

 

Я упал в кресло и уставился в какую-то точку на потолке. Если бы

земляне уже знали то, что знаем мы, думал я, то я видел бы Иру на

протяжении всего полета. Скоро они узнают, если уже не узнали о

Сьаройе, ее технике, людях. Я оставил на Земле свои книги о Сьаройе,

я указал, как найти пещеру, где лежал "Армос". Книги находились в

моей квартире, а свои записи о жизни на Земле я оставил перед отлетом

на Ганимед в центральном здании космодрома Москва-пять. Люди узнают

обо мне и будут ждать меня. Я вернусь, но не скоро. Здесь, на

Сьаройе, мне предстоит еще много работы.

 

Я попытаюсь передать наш подход к 61-й, полет вокруг Сьаройи. Эти

часы навсегда останутся в моей памяти.

 

*

 

"Россия" уже была вблизи 61-й, когда мы встали из анабиозных ванн.

Наш сон продлился не один год, и за казавшееся минутным забытье Земля

не раз обернулась вокруг Солнца. Смолк гул энергостанции, потух

светившийся ярче звезд отражатель. "Россия" повернулась кормой к двум

светилам и пошла к первой планете под солнечным парусом, неслышно

бороздя космос. Этой первой планетой и была Сьаройя. Я с трепетом и

волнением вглядывался в экран, стараясь найти какие-либо признаки

того, что мои земляки действительно продолжают населять эту планету,

что они не расселились по всей Галактике, предав забвению свою

родину, первую колыбель разума у этой звезды. Но планета

приближалась, увеличивалась в размерах, а я по-прежнему не мог дать

себе ответа. Но наконец-то! Сьаройю окружал кольцевой спутник,

напоминающий земное кольцо. Значит, Сьаройя обитаема! Я еще не

задумывался над тем, почему никто не вылетел наи навстречу, почему я

не улавливаю гравипередачу, почему так пусто околопланетное

пространство, почему... Я предался безмерной радости и, уже изнемогая

от медленного, как казалось мне, движения "России", бросился в

складские помещения корабля. Лифт полз еле-еле, ужасно медленно

открывались двери склада и как всегда в спешке не налезал скафандр.

На какие-то часы я потерял контроль над своими чувствами и старался

как можно быстрее, быстрее звездолета, очутиться на Сьаройе,

встретиться с земляками. Аппарат для перевоплощений я взял с собой.

На ходу пристегивая баллон, я побежал к ангару одноместных ракет,

чтобы совершить бросок в атмосферу и встретить "Россию" уже среди

земляков, встретить как хозяин.

 

Ракета далеко отлетела от борта звездолета. Я включил двигатели на

полную мощность и помчался к планете. Быстрее, быстрее, еще несколько

минут, и я на родине! В ту минуту я забыл о Земле, об Ире, о

"России", я знал только одно: тот миг, который я ждал столько лет,

столетий, тысячелетий, вот-вот наступит. Я буду на своей родине! Как

все же бедны слова, символы, которыми человечество привыкло

обозначать свои мысли и чувства, горести и радости. Нету слов, чтобы

передать то, что чувствовал я. Это может понять лишь тот, кто после

пятисотмиллионолетней разлуки с родиной вновь увидит родную планету.

 

Радость ослепляет. Я не заметил, когда мчался возле спутника, того,

как уныло зияют темные провалы иллюминаторов, как изъедена метеорами

поверхность кольца. Печать запустения, древности лежала на мрачных

остатках сооружения, созданного человеческим разумом. Увы, тогда я не

видел этого. Я видел лишь одну цель - густой океан атмосферы,

клубящейся подо мной.

 

В микрофоне раздался встревоженный голос Громова:

 

- Наэль! Что вы делаете? Сейчас же вернитесь!

 

- Я Юньэол! Я спешу домой! - крикнул я. - Слушайте, люди Земли. Я

родился на этой планете! Передайте это аварийными лазерами на Землю.

Эта планета - моя родина! - Я хотел, чтобы эти слова слышала вся

Вселенная, чтобы все разумные существа мира знали, что я вернулся на

родину.

 

- Сумасшедший! - грозно и сочувственно крикнул в микрофон Громов. -

Игорь, не дури! Я пускаю присоски.

 

Громов думал, что я сошел с ума. Мое состояние тогда вполне походило

на это. Радость переполняла меня, я торопил ракету, плакал от счастья

и непрерывно глядел на экран, на родную планету.

 

Громов пустил в ход одно из средств удержания разных тел, которые

надо доставить на корабль - присоски. Я видел их на экране. Они почти

долетели до меня, но на их пути оказалось кольцо и присоски мертвой

хваткой вцепились в него, подтягивая звездолет к спутнику. А я уже

ринулся вниз, в ласковую голубизну родной атмосферы. Хотелось

расстегнуть душный скафандр, выпрыгнуть из ракеты и падать вниз,

жадно ловя родной воздух, крича на всю планету:

 

- Слышите, люди? Я вернулся назад!

 

Упоенный радостью я долго не замечал того, что упорно показывал мне

экран. Мертвые города, развалины, остовы некогда гигантских

сооружений и нигде никаких признаков ничего живого.

 

Сначала я не понимал этого, потом не хотел понимать, верить, сознание

отчаянно сопротивлялось действительности, мозг кричал "нет! не

верю!", а когда я осмелился вырваться из пут радости и впервые

осмыслил ужасную правду, я просто замертво упал и не помнил больше

ничего. Но даже в забытьи в мозгу теснились картины мертвой планеты,

и билась одна мысль: "Все погибло... все мертво..." Потом я плакал,

как ребенок, потом... потом страшный удар обрушился на меня и бросил

в черные пучины смерти...

 

*

 

Очнувшись, я сразу вспомнил все. Вспомнил и пожалел, что остался жив.

Неуправляемая ракета врезалась в землю. От взрыва меня выбросило из

кабины - только поэтому я не был погребен под горящими обломками.

Голова гудела и казалось, разламывалась на части. Мною овладело такое

же состояние, которое было у меня очень давно, когда я остался один

на целой планете. Но тогда я знал, что где-то в глубинах космоса

живут люди, к которым можно вернуться, теперь же вернуться было

некуда. В то время я забыл о моей второй родине - Земле, я думал

только о том, что у меня больше нет родины. Нет огромного мира, о

котором я помнил, живя на Земле, и к которому наконец после многих

лет я вернулся. Для чего? Чтобы найти здесь следы погибшей

цивилизации, сыном которой я был. Я вернулся к гигантскому кладбищу,

к планете, ставшей могилой разума.

 

Я не пытался вызывать "Россию", еще раз повторяю, я не думал ни о

чем, кроме моей безвозвратно утерянной родины. Погибший мир - плохая

награда за упорство и стремление. Сердце отказывалось верить, но

разум говорил, что это так.

 

Я не помню, сколько времени пролежал я так, то впадая в забытье, то

опять возвращаясь к горькой реальности. Тупо гудело в голове, в

глазах то и дело плыли огненные круги. Я уже почти примирился с

действительностью, так как, когда прояснялось сознание, непрерывно

думал о ней. А когда осознал все - пришли другие мысли. Мысли о

Земле, об Ире, о "России", которую я покинул. Громов, наверное, не

раз вызывал меня, но моя лазеростанция превратилась в груду металла.

"Россия", вероятно, уже ушла в обратный путь к Солнцу или обследует

другую планету, второго спутника 61-й Лебедя. Сколько же я пролежал

здесь? По странной прихоти случая в скафандре сохранился

автокалендарь, лежащий в нагрудном кармане. Я даже не удивился,

узнав, что пролежал здесь почти две недели. Я не был способен ни

удивляться, ни радоваться, ни бояться. Я не чувствовал голода, мне не

хотелось спать, лишь временами болела голова. Слишком много я

связывал сп своим возвращением. И теперь, когда мои надежды не

оправдались, я отрекся от всего и лишь лежал и думал о погибшем мире.

 

К концу третьей недели я почувствовал страшную слабость и понял, что

это смерть. Люди Сьаройи живут (нет, теперь уже жили) сотни лет, но

все же они были смертны. Я не испугался, лишь закрыл глаза и

приготовился отойти в тот мир, о котором я много читал в

произведениях древних писателей, живя на Земле. Слабость разлилась по

всему телу. Я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Где-то в глубине

сознания вдруг возникла мысль: "А как же Земля, как же Ира? Ведь она

ждет меня. Я обещал ей вернуться. Меня, наверное, ждет вся планета,

если кто-нибудь прочитал мои записи".

 

Огромным усилием воли я заставил себя поднять руку и достать

возбуждающую таблетку. Я только сейчас вспомнил о ней. Эта таблетка

сохранила мне жизнь.

 

Через некоторое время я почувствовал необычайное возбуждение,

страшный голод и желание двигаться, что-то делать. Сказывалось

действие таблетки. Впервые за много дней я встал и осмотрел место,

которое чуть не стало моей могилой, последнего представителя

цивилизации Сьаройи, правда, отставшего от своих земляков на

тысячелетия.

 

Недалеко от меня валялись обломки ракеты, вокруг расстилалась пустыня

с остатками каких-то сооружений, а на горизонте виднелся город. Я

направился к нему. Наконец-то кончилась тупая головная боль.

Непривычно передвигаться пешком тому, кто жил в век техники и

автоматов. Еще сильнее почувствовался голод. Таблетки лежали в

кармане скафандра. К сожалению, это были не те, которыми я питался в

горах Тянь-Шаня. Я уничтожил почти треть всей коробки, пока не утолил

голод. Идти было тяжело. Город почти не приближался. Становилось

душно. И тут я заметил, что до сих пор дышу воздухом из баллона.

Воздуха могло хватить надолго, но ведь это была родная планета. Я

поспешно отвинтил шлем и всей грудью вдохнул воздух. Увы, это был не

свежий, пропитанный запахом трав и лесов, влажностью рек воздух

старой Сьаройи, я дышал сухим спертым воздухом могилы. Но приходилось

мириться и с этим. Тогда я еще не знал, что послужило причиной смерти

планеты и удивлялся тому, что нигде не видно ни деревьев, ни даже

трупов. Теперь я знаю: все, что было им под силу, уничтожили

бактерии. Они погибли, когда на всей планете для них не осталось

никакой пищи. Я не знал этого и медленно шел к мертвому городу.

 

Я мог уже отчетливо разглядеть отдельные здания. Хотя их стены были

сделаны из очень прочного материала, время источило их, разъело

стены, подточило фундамент. И тут я впервые задумался над тем, как

давно эта планета стала могилой. Если судить по старости материала,

который мог служить сотни лет, жизнь оставила Сьаройю еще в те

времена, когда по Земле еще ходили стада питекантропов. Эта дата была

еще очень приблизительной, но время, прошедшее с тех времен,

показалось мне столь большим, что я в бессилии сел на землю. Опять

тупо загудело в голове. В то время, как на Земле шли войны, горели и

возрождались города, ширились границы государств, свергались

самодержцы, вспыхивали революции, запускались искусственные спутники,

открывались элементарные частицы, покорялись другие планеты, шел

штурм космоса - все это время Сьаройя была уже мертва.

 

Я поравнялся с первым зданием. Оно было похоже на гигантский

карандаш, острым концом устремленный в небо. Я нашел вход и вошел

внутрь здания. На всем лежали следы запустения. Я стоял в просторном

коридоре, повторяющем все изгибы здания и уходящим вверх до самой

крыши. "Карандаш" был пустым внутри. На разных уровнях в стене

находились двери, ведущие в комнаты. Я вспомнил, что перед моим

полетом на Землю в воздухе, как говорится, носилась идея. Мои земляки

были близки к созданию антигравитационных аппаратов. Теперь я

убедился, что проблема была решена. Не нужны были лифты. Люди легко

поднимались на большую высоту и входили в свои комнаты. К сожалению,

у меня не было никакого летательного аппарата и я не мог подняться

наверх. Оглядевшись, я заметил, что над дверями немеркнущим светом

горят надписи. Я попытался прочитать их и заметил, что язык сьаройян

почти не изменился с тех пор, когда я в последний раз видел на экране

купающийся в лужах 61-й закутанный в шубу атмосферы шар Сьаройи.

"Столовая", "Зал" - примерно так звучали эти надписи на земном языке.

Я открыл дверь, тонкую и местами дырявую от древности. На меня

пахнуло затхлым запахом. Я хотел включить прожектор, но только сейчас

заметил, что он разбит. Постепенно глаза привыкли к полумраку. Пол

был покрыт толстым слоем пыли, на котором четко отпечатались мои

следы. Комната была совершенно пуста, если не считать двух или трех

коротких трубок, которые я увидел в отпечатках моих следов. Ничего

подобного раньше я не видел. Я поднял одну из них. Трубка тускло

светилась в темноте. Один ее конец представлял собой вогнутую внутрь,

похожую на чашу поверхность. Трубку опоясывали несколько поясков,

около которых стояли буквы (сьаройяне не знают цифр, их заменяют

буквы, вернее, опять я ошибаюсь, не знали и заменяли, ведь теперь

такого народа нет). Эти буквы значили: "один", "два", "три"...

Поясков было пять. Я с недоумением вертел трубку в руках, не понимая

ее назначения. На душе у меня было горько. Я остро почувствовал, как

отстал от жизни, находясь вдали от родины. Я повернул один из

поясков. Поясок двигался легко, но когда я сделал почти полоборота,

он, видимо, дошел до предела и остановился. Я стоял, ожидая, что

будет дальше. Бледный синеватый свет разлился вокруг. В воздухе

передо мной возникли буквы. Я без особого труда уловил смысл слов.

Это была книга. Я прочитал заглавие: "Биологические изменения в

клетках растений, произрастающих в условиях климата планет

спирального рукава "Юс" Галактики". Далее пошли такие сложные и

ученые фразы, что я поспешно вернул поясок в прежнее положение и

повернул другой, находящийся ниже. Передо мной возникла картина -

уходящий к звездам корабль, а на фоне звезд буквы - "Экспедиция на

Землю". Я вгляделся в картину - и ахнул! Корабль, уходящий к звездам,

был не что иное, как тот, чьи обломки покоятся сейчас в толще

пластов, где-то в Тянь-Шане на Земле. В этой книге описывалась наша

экспедиция. От этих "страниц" на меня пахнуло родным и давно забытым.

Это была моя родина. Я вновь увидел Академию, космодром, тех, кого

давно уже не было в живых. Я видел сам себя и почти не узнавал - я

уже привык к своему чужому лицу. Вот я иду к кораблю, на ходу

прикрепляя баллоны. Огромная толпа окружила стартовую площадку.

Гигантский по тем временам корабль возвышается над космодромом.

Какая-то девушка бежит ко мне, я обнимаю ее, целую. Ее мокрое от слез

лицо показано крупным планом.

 

- Ира!.. - я не удержался от восклицания и тут же вспомнил, что это

было за миллионы лет до рождения Иры, до рождения всего человечества.

Эниэя, это она прощалась со мной, прощалась навсегда... Эниэя,

которая воплотилась для меня в образ Иры, Эниэя, моя первая любовь.

Вот я исчез в люке. Я хорошо помнил, что было потом. Закрылся люк. Мы

все идем по коридору, расходимся по своим каютам. Ложимся в

противоперегрузочные гамаки, ждем старта. Проходит несколько

томительных секунд. Наконец - сирена. Три... два... один... старт!

Толчок, гул, тяжесть... А на экране это выглядело так: за нами

захлопнулся люк. Громада корабля одиноко стояла посреди космодрома.

Люди отошли. Все напряженно ждут сирены. И вот прощальный протяжный

звук оглашает все вокруг. Все ушли в укрытия, откуда глядят на

космодром. Лишь один корабль, готовый то и дело рвануться вверх, в

безбрежные дали космоса, остался стоять, готовый к старту. И вот этот

миг настал. Из центральных дюз корабля забило, забурлило

ослепительное пламя. Под кормой клокотал и бушевал огненный океан

плазмы. Ничто живое, казалось, не могло выдержать его. Лишь покрытие

космодрома оставалось совершенно таким же, не подверженным действию

сверхвысоких температур. Корабль как будто нехотя приподнялся над

этим бушующим океаном, грозя рухнуть вниз, но столб плазмы становился

все выше, толще, надежно поддерживая корабль. В какую-то долю секунды

он вдруг рванулся вверх, толкая вперед корабль, стремительно вырос,

оторвался от поверхности и превратился в яркую звезду, которая не

мигая все больше удалялась от планеты. Она прошла атмосферу,

вырвалась в космос и смешалась с мириадами других звезд. Одной из них

было Солнце, куда и лежал путь корабля.

 

Я был настолько очарован картиной старта, которая вызвала те старые

времена, что простоял в задумчивости почти весь фильм. А на "экране"

уходили к Солнцу другие корабли, другие экспедиции. Я прочитал текст:

"Первая экспедиция на Землю закончилась неудачей. Никого из ее

участников не осталось в живых. Второй экспедицией были обнаружены

остатки корабля. Вероятно, авария произошла при посадке. Весь корпус

корабля был испещрен вмятинами и пробоинами. В каютах все исчезло.

Остается загадкой лишь то, куда делись почти все автоматы со склада.

Но и эта загадка, кажется, разрешена. Видимо, во время разлома

корпуса, все автоматы от сотрясения упали вниз, в бесчисленные

ущелья. Другая половина корабля не обнаружена. Никого из участников

полета найти не удалось".

 

Если бы вы знали, что теперь я, единственный оставшийся в живых

космонавт, нахожусь на родной планете и печально рассматриваю ее

древние руины и развалины, что бы вы сказали тогда, мои земляки? Но

вы уже никогда ничего не скажете, больше никто, кроме меня, не

пройдет по поверхности этой пустыни, и лишь книги долго будут

говорить о высокой цивилизации, существовавшей некогда у звезд 61-й.

 

Я взял с собой эти трубки и вышел из здания. Мне надо было найти

какой-нибудь транспорт, так как я отвык передвигаться пешком за то

время, которое провел на автоматизированной Земле.

 

Я огляделся по сторонам. Ровные как стрела улицы уходили за горизонт.

Я стоял на скрещении нескольких больших улиц, разбегающихся в разные

стороны. По бокам в ряд высились зданий. Тогда я еще не знал, что

послужило причиной гибели планеты и с недоумением глядел на различный

автоматический транспорт, в беспорядке загромоздивший улицы. Бактерии

действовали мгновенно и потерявшие управление и контроль людей

автоматы не выбирали путей, врезались в здания, тротуары, другие

автоматы, разбиваясь и служа препятствием для других. Я с трудом

пробирался среди машин, углубляясь все дальше к центру города.

Изредка я заходил в здания, случалось, находил трубки, просматривал

их, и уже к вечеру в общих чертах уже имел представление о своей

родной планете.

 

Между тем над городом уже повис вечер. Сгущались сумерки. Высокие

здания казались мрачными серыми скалами. Пора было подумать о

ночлеге. Я выбрал одно из зданий, окружающих площадь, сплошь

заваленную автоматами, и вошел внутрь. В первой же комнате я нашел

то, что искал. Это, вероятно, была спальня. К прозрачной стене был

прикреплен такой же прозрачный легкий столик. Возле него в стене

расположился ряд кнопок. Уверенный в том, что ни одна из них не

действует, я нажал самую верхнюю - и тут же очутился в воздухе. Я

повернул голову и увидел, что вишу в полуметре от пола. Я понял, что

это была антигравитационная, или нуль-гравитационная постель. Я

свесил ноги вниз (было непривычно то, что ты сидишь на воздухе) и

легко достал до пола. Подойдя к стене я нажал следующую кнопку, потом

еще и еще. Ни одна из них не работала. Оставались две кнопки. После

нажатия на предпоследнюю бесшумно раздвинулась стена и я увидел

отделения с трубками. Это была библиотека. Я выбрал две трубки для

сказок на вечер, чтобы не скучно было засыпать и нажал последнюю

кнопку. В комнате стал сгущаться мрак, я почувствовал волну горячего

воздуха, передо мной что-то замелькало и меня неодолимо потянуло ко

сну. Сквозь сон я почувствовал, как меня подняло и перенесло на

постель. Я заснул.

 

*

 

Сквозь сон я явственно услышал чей-то голос. Не придав этому значения

я повернулся на другой бок, но от этого движения окончательно

проснулся. Яркое солнце ласково светило сквозь прозрачные стены

комнаты. Голоса не было слышно. Со сна я не очень понимал, где

нахожусь и поэтому не обратил на него внимания. Я поднялся с кровати,

не заметив, что висел в воздухе и, взглянув на свою ногу,

остановился, ослепленный. Скафандр ярко светился под лучами солнца.

Только сейчас я вспомнил, где нахожусь. Я подумал, что это было делом

той самой кнопки, которую я нажал последней. Автоматические

устройства вычистили и починили скафандр, исправили все неполадки - и

все это за какие-то секунды. Кроме всего этого они покрыли мой

скафандр каким-то составом, который и отражал солнечные лучи. Для

чего предназначался этот состав, я не знал. Подойдя к столику я

задумчиво облокотился на него и тут вспомнил про голос. Сначала я

думал, что это мне приснилось, но чем дальше, тем больше я убеждался

в том, что голос я слышал наяву. Предположение, что это голос живого

человека было бы просто диким - значит, это был какой-то аппарат. Я

отошел от столика и внимательно оглядел стены и потолок комнаты.

Спальня была маленькой и поэтому я быстро нашел то, что искал. Это

была небольшая черная пластинка, укрепленная над дверью. Я поднял

руку и попытался оторвать ее. Но пластинка держалась крепко. Я

пытался вдавливать ее, крутить, отрывать и наконец сделал,

по-видимому, верное движение. Пластинка легко вышла из стены. Она

оказалась только частью цилиндра, проходящего через всю стену и

выходящего за дверью. Цилиндр был смазан каким-то липким веществом,

от которого мои руки стали такими же липкими. Я положил его на стол и

стал ждать, что будет дальше. Цилиндр не мог быть ни радио, ни, тем

более, телевизором, его задача, думал я, состоит в том, чтобы

сохранять звуки, наподобие земного, немного устаревшего магнитофона.

 

Я ждал. Прошло довольно много времени и я решил уже бросить эту

затею, но в этот момент цилиндр заговорил.

 

- Двадцать третье ириамо, девятый год, - здесь аппарат произнес

неслыханную цифру, - века Эры Космоса. Состояние атмосферы

нормальное. Осадков не предвидится. Температура 20 градусов С, -

конечно, все это я перевел в своих записях. - Один посетитель. -

Аппарат замолчал.

 

Теперь мне было ясно, что это такое. Обыкновенный регистратор

событий, отсчитывающий дни и года уже многие тысячелетия, и каждый

день докладывающий своему уже не существующему хозяину, что

"состояние атмосферы нормальное и осадков не предвидится". Может

быть, в городе находится бесчисленное множество аппаратов, так же

отсчитывающих время и так же бесстрастно сообщающих никому не нужные

сведения.

 

Если верить этому регистратору, то выходило, что жизнь на Сьаройе

погибла через две с половиной сотни лет после того, как я лег в

"Армос". Значит, все мои надежды были пустыми, стремясь на родину я

стремился в мертвую пустыню. Говорят, что время залечивает раны. Но и

после трех недель пребывания среди развалин боль утраты не утихала.

 

Я открыл дверь и вышел в просторную светлую прихожую. Но этот дом

явно не хотел отпускать меня. Едва я прошел несколько шагов, как

опять услышал голоса. Я резко обернулся - никого не было. Я

прислушался к голосам: говорили двое.

 

- И все-таки Вил не прав.

 

- Нет, с контейнерами инеста только так и надо было поступать, -

возражал ему другой.

 

Я не понимал, что все это значит и медленно шел к выходу. Это

напоминало мне земные легенды о душах людей, которые бродят по

старинному замку и разговаривают между собой, и горе тому, кто

осмелится войти в замок в этот ночной час. Но я вырос в мире,

лишенном всяческих предрассудков, и поэтому пытался только понять,

что это. Голоса отдалились и на смену им пришли другие.

 

- Говорят, Аэйн вернулся от Оны.

 

- Да, уже давно.

 

- А где он сейчас?

 

Я начал догадываться, в чем дело. Чтобы проверить свое предположение,

я вышел на улицу - и тотчас же услышал тихий гул, шум ветра, шорох

листвы, далекие и близкие голоса. Состав, покрывающий скафандр,

принимал какое-то излучение приборов, которые запечатлели последние

минуты жизни города. Я прислушался.

 

- Ю, может быть, вызовем гравиплан и полетим к Звездному Городу, а

оттуда на Лайферу? - спрашивал тихий девичий голос.

 

Я шел по улице и везде слышал разговоры, тихий гул автоматического

транспорта и с напряжением ждал... И дождался. Тихий гул сменился все

нарастающим воем, скрежетом, лязгом. Прямо передо мной валялись

обломки двух автоматов. Диспетчер на станции был уже мертв и

предоставленные самим себе машины врезались друг в друга.

 

Все последние звуки погибшего города на века запечатлели приборы. То

сзади, то спереди меня раздавался треск и крики. Оглушительный взрыв,

покрывший чей-то вопль, долго стоял у меня в ушах. Посредине площади

столкнулось и взорвалось с десяток автоматов. Их обломки раскатились

далеко вокруг. Чем дальше я шел по городу, тем больше звуков слышал.

От них болела голова, звенело в ушах и я яростно начал стирать

блестящий состав. Звуки становились тише, исчезали вдали и наконец

наступила тишина... Но от этого голова заболела еще больше. Казалось,

она раскалывается на куски. Гнетущая тишина давила и угнетала меня.

Тишина, после последнего вздоха погибающего мира. Это и был конец

света.

 

Я бросился на землю, зажимая уши, но в голове слышался грохот

взрывов, предсмертные крики. Только что эти люди мирно беседовали и

любили, смеялись и сердились, гуляли и горевали, а в следующий миг

все уже было пусто - бактерии быстро сделали свое дело.

 

Незаживающая рана заболела со всей силой. Хотелось кричать, плакать,

выть и кусать землю, проклинать весь мир - но ведь ничем этим не

вернешь к жизни планету. Надо было смириться, а это было нелегко.

 

Я лежал и плакал без слез, оглушенный взрывами и скрежетом, и поэтому

вначале не обратил внимания на короткие сигналы, раздающиеся в

наушниках. Но они до того упорно лезли в уши, что я вскочил на ноги,

готовый к новым неожиданностям. Но сигналы раздавались где-то внутри

моего скафандра. Я включил миниатюрный телевизор, вмонтированный в

запястье правого рукава скафандра, который позволял мне увидеть все

приборы, находящиеся внутри него.

 

На экране тревожно мигал счетчик радиоактивных частиц, потомок старых

земных радиометров. Он указывал на то, что где-то поблизости

находится источник радиации, правда, не столь сильной, чтобы угрожать

здоровью человека. Я пошел прямо - сигналы стали затихать, свернул

направо - сигналы усилились. Источник радиации находился где-то в

конце улицы, по которой я шел. Надо мной нависали громады домов,

зияли темнотой дыры, густым слоем висела пыль, бесконечными грудами

лежали автоматы. День был ветреный и пыль густым облаком клубилась в

воздухе, застилая улицу. Приходилось идти наугад, то и дело

спотыкаясь о какие-то обломки. Но источник радиации был уже где-то

рядом. Счетчик сигналил почти беспрерывно.

 

Кончилась улица и я опять вышел на площадь, более просторную, чем та,

возле которой я ночевал. Пыль почти рассеялась и я увидел посреди

площади оплавленное покрытие дороги и рядом невысокий обелиск,

который возвышался над серый контейнером. Этот контейнер я узнал

сразу - сколько раз я видел такие же, в которых хранилось

оборудование, во время полета на "России". Да, это был контейнер с

"России". Я подбежал к нему. Он был закрыт особым замком, который

открывался только тогда, когда человек нажимал на панели,

расположенной сбоку, пронумерованные клавиши. Я оглядел контейнер и

почти сразу заметил надпись возле панели: "шифр 0271". Я нажал

требуемые клавиши - и контейнер открылся. В нем лежали пластмассовые

ящики с надписями: "Кислород", "Вода", "Скафандр", "Оружие". Там были

лучевые пистолеты и пакеты с итальянскими спагетти, баллоны с

кислородом и трубки с лимонадом, различные медикаменты и портативный

автоповар, работающий от солнечных лучей. Поверх всего этого лежало

письмо. Космонавты были уверены, что я заболел клаустрофобией и

стремился вырваться из стен звездолета на простор космоса. Другое

предположение делал Громов. Ему, старому астролетчику, было не

впервой видеть такие картины. Молодые, вроде меня, космонавты, за

долгие годы полета настолько сильно начинали ощущать тоску по родине,

что открывали выходные люки и выбрасывались в космос. Такие случаи

раньше происходили довольно часто и Комиссия отбора астролетчиков для

полета к звездам учла это. К подавшим заявки на полет стали

предъявляться еще большие требования. Но никакие тренировки не могут

заглушить у человека тягу к родине - я не мог, находясь вблизи родной

планеты, не вернуться на нее, тем более, я думал, что Сьаройя

обитаема. Письмо было наполнено такой тревогой и таким искренним

сочувствием, что из моих глаз невольно полились слезы.

 

В письме указывалось место нахождения других контейнеров, найти

которые я мог по радиационным маякам. Товарищи искали меня все те три

недели, которые я пролежал без движения. Ради меня они тратили

драгоценное время, топливо. Они искали меня по всей планете. А ведь

времени у них было в обрез. Они должны были выполнить массу работы по

исследованию системы 61-й и не упустить момент обратного старта,

чтобы не тратить лишнего топлива, каждый килограмм которого

расценивался на вес золота. Нет более ужасного положения, чем то, в

которое мог попасть экипаж звездолета. Висеть в неисследованной части

космоса, вдали от космических трасс, без топлива, зная, что помощь

придет лишь через многие годы - это ужасно. А я мог поставить своих

товарищей в такое положение.

 

Они отдали мне свои запасы пищи, свой комплект приборов, баллонов,

воды. Из-за меня они будут, возможно, голодать. Они писали, чтобы я

ждал прилета другого корабля, который возьмет меня отсюда. Из-за меня

земляне будут строить новый корабль, создавать экспедицию. И все это

из-за моего поступка. Только сейчас я понял, как много хлопот

причинил тем, с кем жил несколько лет на Земле. Я все объясню им,

когда снова вернусь на Землю и, надеюсь, они поймут меня. Может быть,

отчасти я искуплю свою вину теми знаниями, которые я принес из

другого, теперь уже несуществующего мира и которыми, возможно, уже

пользуются земляне.

 

Что же мне делать? Ждать прибытия земного корабля? Нет, это слишком

долго. Надо самому вернуться на Землю. Я знал, что материал, из

которого делались звездолеты сьаройян, может сохраняться

тысячелетиями и решил разыскать какой-нибудь корабль и вернуться на

Землю, но за те миллионы лет, за которые цветущая планета

превратилась в груды развалин, все корабли должны также превратиться

в груды лома. И если бы не случайность, я остался бы здесь до

прибытия корабля с Земли, то есть на десятки лет. Слепой случай решил

все. "Непознанная необходимость" - это и есть случай. Именно по его

воле моя ракета разбилась как раз там, где надо, если можно так

выразиться, и я пошел как раз в ту сторону, где... Но, впрочем, все

по порядку.

 

Движимый желанием узнать причину гибели планеты, я шел по городу, то

и дело заходя в здания в надежде, что там есть книги, которые могут

пролить свет на это. Просматривая книги я узнал очень многое о своей

родной планете. Кроме книг в трубках были записаны личные дневники

людей, некоторые трубки были записными книжками. Я отбирал те из

трубок, которые считал самыми лучшими, и складывал их посредине улиц,

по которым я шел, на открытых местах, чтобы при возвращении легко

найти трубки.

 

Прошло три дня. Город, казалось, не имел конца. Все те же широкие

улицы, заваленные автоматами, высокие здания, возвышающиеся над

головой, пустынные площади, где гулко отдается каждый шаг.

 

Просматривая очередную партию трубок я обнаружил дневник одного из

жителей моего города, Лиора, начальника космопорта , как понял я из

дневника. Этот дневник и раскрыл тайну гибели планеты. Вот его

последние записи: "Восьмое овло. Пришло сообщение из космопорта.

Вернулся автомат из 123-й звездной системы "Айнотеб". Это был первый

полет туда, на край Галактики. Я передал приказание: стерилизация.

Партию автоматов "ГЧ - сЕ" отправить на разгрузку грузовых трюмов.

ЦАД - центральный автоматический диспетчер - передал мои приказания

автоматам. День, казалось, не предвещал ничего плохого. Спустя

некоторое время я включил экран связи с космопортом. Мне хотелось

увидеть межзвездного странника, преодолевшего безбрежные глубины

космоса и вернувшегося обратно...".................

 

г. Калинин, 1967.

Hosted by uCoz